Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир

Вместо того чтобы гадать о причинах болезни, врачи пытались теперь определить и объяснить их. В начале XIX века изобрели стетоскоп. Врачи научились слушать дыхание пациента и на удивление точно ставить диагноз: бронхит, пневмония или туберкулез. Когда прусский оптик Карл Цейсс разработал более совершенный и дешевый микроскоп, интерес к медицинскому изучению образцов тканей стал нарастать лавинообразно. В этом новом течении центральное место принадлежало профессору Юстусу фон Либиху, сыгравшему весьма важную роль в жизни обоих учителей химии Альфреда – Зинина и Пелуза. Либих перебрался в большую лабораторию при Мюнхенском университете и давал своим студентам изучать химический состав организма, разглядывать в микроскоп ткань печени и мышечную ткань животных или же секрет мочи, слез и пота.

Либих стал также одним из первых ученых, кому удалось произвести хлороформ. Это новое обезболивающее средство начали применять наравне с эфиром, и человечество дерзнуло мечтать о совершенно безболезненных хирургических вмешательствах.

Целью другой революции в медицине, происходившей в то же время, была грязь и патогенные бактерии. В конце 1840-х годов врач венской клиники родовспоможения венгр Игнац Земмельвейс сделал интересное открытие. Его ужасало число рожениц, умиравших от родильной горячки, и он заметил, что врачи часто приходили принимать роды прямо из прозекторской. Когда он ввел обязательное мытье рук в растворе хлорной извести, смертность среди рожениц сократилась в семь раз.

В 1854 году другой талантливый врач, британец Джон Сноу, попытался локализовать источники заражения во время свирепствовавшей в Лондоне эпидемии холеры. Он решил нанести на карту все известные случаи заболевания в своем квартале Сохо и попал в десятку. У всех заболевших было нечто общее: все они брали воду из одного колодца. Продолжая наносить данные на карту, Сноу нашел новые доказательства того, что вода служит распространению холеры.

Наблюдения Сноу оказали влияние на санитарное состояние города, а вот открытие Земмельвейса власти проигнорировали. Десять лет спустя он умер в психбольнице, непонятый и сломленный. Ныне многие считают его одним из главных мучеников медицинской науки.

Когда разразилась Крымская война, уже давно было известно, что эпидемия может оказаться опаснее, чем вражеское оружие. И на этот раз все опасения подтвердились. 13 сентября 1854 года французские и британские солдаты высадились в Крыму севернее Севастополя. Неделю спустя на реке Альма они вступили в первый серьезный бой с русской армией и одержали победу, однако ее цена оказалась высока. В конечном итоге потери составили несколько тысяч человек.

Огромное их число – более 70 процентов – умерли от холеры, невылеченных инфекций и других заболеваний.

Новость о победе при Альме достигла Лондона и Парижа только 1 октября. С такой задержкой пришлось смириться. Телеграфные провода были натянуты только в некоторых местах, и для передачи международных новостей по-прежнему требовались пароходы и конные посыльные. Однако техника, существовавшая на тот момент, являлась по-своему революционной, благодаря ей эта война впервые в истории сопровождалась в прессе репортажами с места действия, к тому же чуть позднее она станет первой войной, запечатленной на фотографиях. Британская пресса придерживалась на удивление независимой линии, в то время как французская подвергалась жесткой цензуре Наполеона III.

Освещение в прессе сыграло свою решающую роль. Через две недели после победного ликования газета Times ошарашила 40 000 своих читателей разоблачением, рассказав об ужасных условиях в армии, победившей при Альме. Тяжело раненные британские солдаты лежали в собственных испражнениях на соломе, смешанной с навозом. Тысячи заболевали холерой в грязных переполненных турецких бараках. Врачей не хватало, медсестер тоже, и никто не подумал о том, чтобы взять с собой хлороформ или эфир для обезболивания при многочисленных ампутациях. Даже марли для повязок не было.

Началась кампания, был создан фонд для сбора денег в пользу раненых. «Неужели в Великобритании нет сестер милосердия?» – вопрошал один из «пострадавших солдат» со страниц Times 14 октября.

«Разумеется, есть!» – подумала 34-летняя британка, заведовавшая на тот момент домом престарелых в Лондоне. Флоренс Найтингейл родилась в обеспеченной семье, ей было уготовано вполне безбедное будущее, и свое призвание она выбрала вопреки воле родителей. Ее отличали упрямство, энтузиазм и привычка добиваться своего. К тому же оказалось, что она лично знакома с военным министром.