Поначалу казалось, что 1855 год сложится для семейства Нобель удачно. Людвиг все же набрался смелости, написал дяде Людвигу Альселю и попросил руки кузины Мины. «Мама на седьмом небе и кажется такой довольной и счастливой, словно ей самой 18, и она собирается праздновать собственную свадьбу, и папа тоже», – писал Альфред дяде14
.Наконец-то у них в семье появится девочка, думали Иммануил и Андриетта. Лишь бы поскорее наступил мир, да Мина поправилась от своей легочной болезни, ибо до того свадьбы не получится15
.Зима выдалась студеная. На этот раз Роберту и его людям пришлось делать проруби во льду, когда в конце марта они принялись ставить тысячу мин у Або и форта Свеаборг возле Гельсингфорса. Вскоре объем заказа увеличился: Александр II посетил Кронштадт и решил оградить и эту крепость еще тремястами минами Нобеля16
.Мера очень своевременная. Великобритания и Франция наметили повторную атаку в Балтийском море, планируя захватить в первую очередь Кронштадт и Свеаборг. Британские корабли уже тронулись в путь.
На этот раз Альфред пропустил все самое интересное. На несколько недель он отправился к поставщикам «в глубь России». Поездка стала испытанием. Как описал потом Альфред, ему пришлось посещать места, где «все замерзло» и где у него не было «ни чернил, ни пера, ни мыслей»17
.Когда в конце мая он возвратился в Санкт-Петербург, над компанией Nobel & Söner уже сгустились тучи. Некоторые из прошлогодних мин остались в воде вокруг Кронштадта. Когда сошел лед, они оторвались и плавали по воле волн. Русский фельдфебель имел неосторожность поднять мину, выброшенную на берег, первая катастрофа случилась, когда мина взорвалась у него в руках. Фельдфебель находился между жизнью и смертью, десять стоявших рядом солдат лишились зрения, еще десять получили ранения и ожоги.
Рапорты о плавающих минах продолжали поступать. Через некоторое время характер сообщений изменился. Дело в том, что многие мины оказались совершенно испорченными и не опасными для неприятеля – еще более страшная катастрофа. Когда плавающие прохудившиеся мины выловили еще и в Свеаборге, русский генерал-майор рассердился и потребовал, чтобы заводчик Нобель прибыл лично и провел инспекцию своих мин18
.К этому моменту объединенный британско-французский флот снова бросил якоря неподалеку от Кронштадта, и его мачты были прекрасно видны обитателям столицы. В Санкт-Петербурге корабли союзников стали рассматривать как ежегодное летнее увеселение. Один русский капитан даже устроил на своем корабле бал, предлагая гостям прекрасный вид на неприятельские суда.
Альфред Нобель воспринимал Кронштадт как место, где «никакие воспоминания не оживляют души». Он терпеть не мог бывать там. «На самом деле я не знаю места пустыннее и скучнее, но здесь, в России, всегда приходится следовать поговорке, что служение короне прежде служения Богу»19
.Союзники колебались. Британцы получили сведения разведки, что русские укрепили свою оборону пароходами и почти тысячей мин. В отчетах домой британцы описывали, как эти мины активируются химическим путем за счет легкого контакта. Они сочли, что пытаться убрать их – слишком опасная затея. Новый главнокомандующий Дандас писал, что в данной ситуации не может рекомендовать штурм. На этот раз осторожность была воспринята без возражений. Флот снова повернул назад.
Два британских корабля подорвались на минах, судя по всему, не получив при этом особо серьезных повреждений. Несколько недель спустя союзники в качестве самоутешения уничтожили базу русского флота в Свеаборге.
В Петербурге население страдало от отсутствия надежной информации с главного фронта в Крыму. Военных корреспондентов тогда не существовало. Краткие новости, подвергшиеся суровой цензуре, обычно запаздывали на две-три недели, а после их стилистической обработки в Зимнем дворце даже явные поражения превращались в «тактические отступления».
На позднем этапе войны Петербург и Севастополь связал электрический телеграф, но и здесь британцы на шаг опережали русских. Весной они проложили в Черном море подводный кабель и теперь могли прямо с поля боя передавать новости военному командованию в Лондон по телеграфу за несколько часов.
В осажденном Севастополе среди русских солдат находился молодой писатель, попытавшийся заполнить информационный вакуум литературными описаниями. Ему было двадцать восемь лет, и звали его Лев Толстой. Много лет спустя он стал одним из важнейших претендентов на первую Нобелевскую премию в области литературы (1901).
В июне 1855 года Толстой опубликовал свой первый, весьма оптимистичный рассказ «Севастополь в декабре месяце», имевший колоссальный резонанс. Никогда ранее русскому читателю не предлагалось такого правдивого описания тягот войны. Даже император остался доволен. Но, когда в последующих рассказах Толстой описывал весенние сражения, тон стал более мрачным: