Вряд ли он мог пройти мимо Bazaren на Норрбру – самой роскошной торговой улице Стокгольма. На углу неподалеку от королевского дворца, рядом с сигарной лавкой Дель Монте находился солидный книжный магазин Адольфа Бонниера с разноцветными стеклянными витринами. Там можно было полистать последние новинки, полюбоваться корешками книг и послушать спонтанные дебаты, постоянно возникавшие между образованными людьми, толпившимися среди полок. На улице Рейерингсгатан располагался большой магазин Хульдберга, где продавали книги и самые разнообразные канцелярские товары: гусиные перья и чернильницы, линейки из эбенового дерева и ножи для бумаг с перламутровыми рукоятками. Там были блокноты с застежкой с тканевыми или кожаными переплетами (Альфред предпочитал кожаные). У Хульдберга Альфред мог также купить популярные тогда книги для написания и копирования писем – в твердой обложке и со страницами из шелковой бумаги. Они отличались большим удобством. Если автор письма использовал нужные чернила, в книге оставался отпечаток написанного. Такими книгами для переписки он пользовался всю жизнь. Со временем Альфред Нобель будет писать по 30–50 писем в день.
В начале 1860-х годов шведские писатели в своем творчестве также начали двигаться в сторону большего реализма, изображения повседневной жизни и ангажированности в социальных вопросах. Альфред определенно чувствовал себя более комфортно в обществе «старой гвардии», уже ушедших звезд позднего романтизма – таких, как Эрик Юхан Стагнелиус или Эсайас Тегнер. Во взрослом возрасте Альфред Нобель знал почти наизусть стихотворный эпос Тегнера «Сага о Фритьофе».
Однако самой большой литературной сенсацией в Швеции 1860-х стала книга Виктора Рюдберга «Библейское учение о Христе» (1862), которую литературовед Йоран Хэгг назвал «одной из самых шокирующих книг, когда-либо изданных на шведском языке». Книга «Библейское учение о Христе» была расценена как смертельный удар по христианству и вызвала ожесточенные религиозные дебаты в Швеции, полемика не стихала все то время, пока Альфред находился на родине. Мы не знаем, приобрел ли он книгу уже тогда (экземпляр в его личной библиотеке – более позднее издание), но пройти мимо него эти дебаты никак не могли. Писатель Виктор Рюдберг, которого еще называли последним великим шведским идеалистом, займет в жизни Альфреда Нобеля совершенно особое место. Он будет заполнять свои полки произведениями Рюдберга и восторгаться «восхитительным языком» этого писателя, «благородством души и совершенством формы».
Когда в 1863 году Альфред вернулся в Швецию, Рюдбергу было тридцать пять лет, и он работал журналистом в Гётеборгской газете Handels– och Sjöfartstidning, GHT («Торговля и морское сообщение»). Рюдберг имел репутацию левого либерала с моралистическим пафосом, в газете он писал исторические рассказы с продолжением (первый назывался «Вампир»). Некоторые из них выросли впоследствии в романы, пользовавшиеся большим успехом. Однако «Библейское учение о Христе» – произведение совсем иного рода, теологический памфлет. Рюдберг бросал вызов в том числе и Церкви, утверждая, что она ошибочно настаивает на божественности Иисуса. Журналист перечитал Библию с лупой в руке и обнаружил, что Иисус везде описывается не иначе как человек – необычайно образцовый, идеальный человек.
Бывший директор Нобелевской библиотеки Оке Эрландссон считает, что Рюдберг своей «широкой образованностью, космополитическими взглядами, современным либерализмом и мощным свободолюбивым пафосом» оказал большое влияние на Альфреда Нобеля. Эрландссон – не единственный, кто придерживается гипотезы, что именно с мыслью об идеализме Виктора Рюдберга Альфред в своем завещании написал, что литературная премия должна присуждаться «создателю наиболее значительного литературного произведения идеалистической направленности».
Энтузиазм Альфреда Нобеля в отношении Виктора Рюдберга нетрудно понять, ведь сам он находился в состоянии внутреннего противоборства между разумом и чувством. Рюдбергу удалось объять и то и другое, он показал, что вполне возможно доверять разуму и рационализму, даже выступать против Церкви и религии, не расставаясь при этом с убеждением о духовности, высшем измерении бытия. Для Альфреда Нобеля это стало своего рода попаданием в десятку. Его в меньшей степени, чем остальных, смущал так называемый парадокс Рюдберга – когда человек, который в своей поэзии «заставил Вифлеемскую звезду сиять со всей своей мистической силой», в то же время «сделал более чем кто-либо другой, чтобы убедить шведский народ, что это была самая обычная звезда, вовсе не зажженная Господом»5
.