Алгебраист

Нет, конечно, хорошая голограмма могла показать и все это, но, с другой стороны, хорошая предтрансляционная корректирующая камера могла сгладить такие детали. Теоретически какой-либо участник селекторного заседания мог подпрыгивать, как от электрошока, пот с него мог катиться ручьями, но при наличии у него хороших корректирующих камер он мог выглядеть олицетворением невозмутимости.

Хотя кое-что, конечно, можно было сделать и на реальном заседании. На тринадцатилетие сына батюшка Салууса устроил для него неожиданную вечеринку, а впоследствии сделал не менее неожиданный подарок в виде месячного и не совсем безболезненного курса в косметической клинике, где ему подлечили зубы и расширили глаза с изменением цвета (внешность Салууса была сформирована пренатально, но что за проблема – батюшка имел полное право изменить свое прежнее решение). Но самое главное, в клинике уменьшили его нервозность, повысили способность к концентрации и дали возможность управлять потовыми железами, выбросом феромонов и гальванической реакцией кожи (последние три операции были не вполне законными, но клиника принадлежала дочерней компании концерна Кегара). Все это давало хорошую фору на заседаниях, дискуссиях и просто неформальных встречах. Да и для искусства соблазнять это было неплохим дополнением, если твои бездонные карманы и владение огромными деньгами почему-либо не возымели должного эффекта.

Сейчас шло заседание Чрезвычайного военного кабинета с участием высших военных чинов, собравшихся в углубленном на два-три километра командном бункере под одним из нескольких усиленно, хоть и неявно, охраняемых особняков, разбросанных по окраинам Боркиля.

Высшие военные чины собрались, однако, без иерхонта Ормиллы. Он явно стоял слишком высоко, чтобы посещать какие-то заседания, пусть и такие важные, как заседание Чрезвычайного военного комитета, даже когда судьба системы стала еще более сомнительной после катастрофического решения навалиться на Наскерон всей массой в тот самый миг, когда им показалось, что они получили в руки конец веревочки, которая приведет их к (пусть даже мифическому) насельническому списку.

И почему у него на заседаниях мысли всегда отклонялись, а если конкретнее – отклонялись по направлению (какое там – шли прямой дорогой!) к сексу?

Он поглядывал на женщин, тоже участвовавших в заседаниях, и обнаруживал, что ему трудно не представлять их голыми. Это случалось, даже когда женщины не были особо привлекательными, но неизменно – зачастую с довольно яркими подробностями, – если женщины были хоть немного хорошенькими. Наверное, думал он, это связано с тем, что он имеет возможность долго смотреть на них, пока они говорят, а может, и просто с внутренним желанием сбросить, к чертям, этот слабый налет цивилизации, не притворяться больше добропорядочным служащим компании и вернуться к пещерному состоянию, когда красотку брали прямо в грязи.

Первый секретарь Хьюипцлаггер произносил длинную речь. Салуус не сомневался: вид у него такой, будто он вслушивается в каждое слово первого секретаря, и его краткосрочная память не подведет, если вновь потребуется целиком сосредоточиться на происходящем, если – и когда – в поле зрения появится нечто действительно важное. Но пока, усвоив из телесного языка и общего поведения собравшихся максимум нужной ему информации, он позволил своим мыслям разбежаться.

Он скользнул взглядом по полковнику Сомджомион – единственной женщине, присутствующей на заседании. Она не была склонна к разглагольствованиям, а потому разглядеть ее подробно никак не удавалось. Не очень-то привлекательная (правда, он говорил сам себе, что теперь ценит женщин больше, чем молоденьких девочек, и видит в них больше, чем внешнюю сексуальность). Раздеть женщину в военной форме – в этой идее было что-то особенно дразнящее, но Салуус попробовал это давным-давно и даже имел видеозапись для доказательства. И тогда он стал думать о своей последней любовнице.

Салуус думал о ней прошлой ночью, этим утром, он вспоминал вечер их первой встречи, первую ночь в постели с ней. И тут же наступила сильнейшая, чуть ли не до боли, эрекция. В косметической клинике Салуусу привили способность управлять и этим, но у него обычно вставало и опадало естественным образом, если только эрекция или ее отсутствие не грозило конфузом. Так или иначе, но он давно уже выяснил для себя, что, возможно, это способ рассчитаться с его дражайшим батюшкой, который навязал ему все эти улучшения-изменения независимо от их полезности.

Он по-прежнему ненавидел заседания.

Салуус считал, что дела его по сей день шли вовсе не плохо, с учетом всех обстоятельств. Он согласился на полную экспертизу переоснащения кораблей под газовую атмосферу, проводимую в рамках общего расследования всех просчетов, но (даже несмотря на возможный ущерб и потерю времени в самый неподходящий момент) это было не так уж страшно. Ему удалось отбиться от критики, стравив между собой представителей Навархии, гвардии и Шерифской Окулы, каждый из которых пытался снять с себя ответственность за проваленный рейд.