Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Али-баба ошибся. Касыму было ровным счетом начхать на покой соседей, равно как и на проблемы ночных тварей. Одна песня сменяла другую, струны дутара надрывно звенели, того и гляди, готовые лопнуть. Фольклорные познания Касыма оказались поистине безграничны, неисчерпаемы и внушали Али-бабе благоговейный трепет. Ворочаясь на курпачах и закрывая уши то подушкой, то руками, Али-баба тихонько стонал, не в силах заснуть.

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и сольное выступление Касыма. Даже не закончилось, а резко оборвалось на полувздохе, полудзыне. Сосед Али-бабы, Ибрагим, первым не вытерпев пения Касыма, похожего на завывание любвеобильного, одуревшего без ласк кота, сбросил через забор прямо на голову барда-самоучки тяжеленный горшок, полный испражнений.

– Эк! – только и произнес удивленно Касым, выпустив из ослабевших пальцев дутар. Глаза Касыма сошлись на переносице и закрылись. Дутар, звякнув в последний раз, сполз по круглому пузу Касыма на землю и затих. Наступила долгожданная тишина.

Али-баба осторожно выглянул на улицу.

Под самым окном, прислонившись спиной к стене дома и повесив голову на грудь, спал Касым, распространяя вокруг себя отвратительный запах нечистот.

– Да, брат, тяжела участь творческого человека, – покачал головой Али-баба, закрыл окно, чтобы невыносимая вонь не проникала в комнату, и вернулся на свое ложе, где мгновенно уснул, лишь голова его коснулась подушки.

Касым пришел в себя лишь глубокой ночью.

– О, моя бедная голова! – пробормотал он, осторожно ощупывая пальцами знатную шишку на макушке.

С трудом поднявшись на ноги и прихватив дутар, он поплелся вдоль стены. Дойдя до дверей половины дома Али-бабы, Касым нащупал ручку и ввалился внутрь. Темнота стояла, хоть глаз выколи, но Касым на ощупь добрался до комнаты, в которой сном праведника, улыбаясь чему-то во сне, спал Али-баба, и склонился над братом. Тяжелое и гневное дыхание коснулось Али-бабы, и он проснулся. Настороженно вглядываясь в темноту, Али-баба пытался осознать, что его могло разбудить. То ли ему почудилось чужое присутствие в доме, то ли причиной тому была нестерпимая вонь, забивающая нос и рот и не позволявшая Али-бабе нормально дышать.

Поведя глазами влево, Али-баба замер на краткий миг, а затем вскочил с постели и испуганно вжался в угол. Кошмарное страшилище пристально смотрело на него из темноты. Огромная, круглая рожа с оскаленной пастью и горящими белками глаз не отпускала его, приковав к месту цепким взглядом.

– Зачем ты это сделал? – спросила рожа, отчего у Али-бабы мгновенно отлегло от сердца. Скованность сменилась слабостью во всем теле, и Али-баба буквально стек по стенке на ложе.

– Фу-у, Касым! Зачем же так пугать людей! – зажав нос, прогундосил Али-баба.

– Я спрашиваю, зачем ты это сделал, проклятый разбойник?

– Сделал что?

– Зачем ты облил меня помоями и еще огрел по голове?

– Ах, вон ты о чем! Но с этим вопросом тебе лучше обратиться к нашему соседу Ибрагиму. Ему, похоже, не очень понравился твой голос. Но если ты не хочешь, чтобы тебе на голову одели еще и второй горшок, то я бы на твоем месте отправился наконец спать. И еще было бы неплохо, если бы ты сначала помылся. От тебя, знаешь ли, невыносимо пахнет чем-то странным.

– Ты еще и издеваешься надо мной? – Касым в сердцах хватил дутаром об пол. Дутар заунывно и робко дзынькнул.

– Знаешь, если тебе совсем не хочется спать, то ты можешь пойти поразвлечь свою обожаемую Айгуль чудной игрой на твоем прекрасном инструменте. Я уверен, она оценит ее по достоинству. А теперь прошу, оставь меня в покое! Мне совсем не помешает выспаться. Дверь, я надеюсь, ты найдешь сам.

Али-баба вновь удобно устроился на постели, отвернулся к стене и закрыл глаза.

– Не-ет, так легко ты от меня не отделаешься! Я сейчас… Я сейчас подожгу дом, вот!

– Удачи тебе, только прошу, не шуми сильно и не обожгись.

– А…

– Спокойно ночи, брат Касым! – Али-баба зевнул и мгновенно провалился в сон.

Али-бабе показалось, что не успел он сомкнуть век, как его вновь поднял с кровати непонятный шум. Али-баба вскочил с постели и прислушался. С улицы доносились топот множества ног, крики людей и детский плач, а в неплотно притворенное окно проникал запах гари. Али-баба, сразу смекнув, в чем тут дело, выскочил на улицу.

У правой половины дома, в которой проживала семья Касыма, творилось нечто невообразимое: по двору металась, словно обезумевшая, Айгуль, за ней гурьбой бегали дети, ища спасения от огня, занявшегося на крыше дома. Набежавшие соседи ведрами черпали воду из неглубокого колодца во дворе и выплескивали ее на крышу, пытаясь залить разгорающийся пожар, грозящий перекинуться на соседние дома, а посреди всей этой кутерьмы весело отплясывал Касым.

– Гори, гори ясно, чтобы не погасло! – выкрикивал он, радуясь огню, словно расшалившийся ребенок. – Вот тебе, Али-баба! Получай!

– Али-баба! – Айгуль, заметив деверя, подбежала к нему. – Молю тебя, успокой своего брата! Он, кажется, сошел с ума.

– Правда? А не ты ли ему в том помогла, добрая женщина?