Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Махсум с Ахмедом поднялись из-за стола и поплелись следом за караван-баши. Меньше всего сейчас разбойникам хотелось предстать перед эмиром. После сытного завтрака их порядком разморило и тянуло в сон, особо, если учесть, что ночь выдалась бессонной и крайне насыщенной событиями. Зевая на ходу и потирая слипающиеся глаза, Махсум вслед за Гасаном вошел в огромную залу и огляделся по сторонам. Ахмед остановился за спиной главаря, затравленно косясь на Белых Воинов, стоящих вдоль стен. Но тем ни до чего не было дела, тем более до какого-то там Ахмеда.

Зала оказалась светла и просторна. Множество широких, от пола до потолка окон давали столь много света, что, казалось, находишься на улице, а не в помещении. Сводчатый потолок украшал барельеф с изображением некой батальной сцены. Барельефы на тему флоры также украшали и стены залы. Довольно тонкие на взгляд Махсума колонны, расположенные двумя окружностям в центре зала, одна в другой, подпирали высокий потолок. Полы были затейливо выложены мраморной мозаикой. А главной достопримечательностью залы являлся, разумеется, сам эмир, сидящий в окружении советников на подобии невысокого диванчика, укрытого золотой парчой.

Махсум, до того ни разу в жизни не видавший живого эмира, уставился на него и смотрел, не отводя глаз. Эмир в то же время взирал на Махсума, но взгляд его Махсуму не понравился.

– Ты не слишком почтителен, юноша! – произнес эмир, едва разлепив губы, но голос громом отозвался в ушах. Махсум ощутил тычок чем-то тупым в спину и упал на четвереньки. Как оказалось, он один продолжал стоять, когда другие уже отбивали земные поклоны повелителю правоверных, стоя на карачках. – Но мы тебя прощаем. Встаньте все!

Все поднялись с колен, но никто не смел поднять головы. Махсум тоже решил последовать их примеру, вдруг еще с дури глаза выколют, как в спину ткнули, – с них станется!

– Наслышаны о твоих деяниях… забыли, как тебя зовут? – пощелкал пальцами повелитель правоверных, обращаясь к советникам.

– Махсум, – подсказал худой старик с белой жидкой бородкой на манер козлиной. – Его зову Махсум, о светлейший эмир.

– Да-да, Махсум. Наш большой друг Гасан сказал нам, что обязан тебе жизнью, а еще он сказал, будто ты спас город от злобных гулей, но мы что-то не очень верим этому.

Махсум разумно смолчал, проглотив рвавшуюся на язык колкость.

– О могущественный повелитель, то действительно были гули! Два гуля! – выступил вперед Гасан, складывая на груди руки и кланяясь. – Одного зарубил лично Махсум – я видел это собственными глазами! – Как бы в доказательство своих слов караван-баши коснулся глаз пальцами. – А второго связали его люди, и я могу показать его вам, о великий эмир.

– Живого гуля?! – Брови повелителя заходили ходуном. – Гасан, ты что ж, припер гнусное чудище в наш дворец? Впрочем… Пусть приведут образину! – махнул рукой эмир. – Мы желаем посмотреть на него.

Четверо стражников по знаку караван-баши ввели в залу связанного Олим-кирдыка. Гуль затравленно озирался по сторонам и тихонько хныкал.

– И это ваш гуль? – не поверил эмир. – С виду обычный нищий проходимец.

– Самый что ни на есть настоящий гуль, мой повелитель. В том нет никаких сомнений, – вновь низко склонил голову Гасан. – Он загрыз сразу троих. Эй ты, покажи зубы! – крикнул Гасан присмиревшему гулю. – Чего вытаращился? Зубы, говорю, покажи!

– Ы! – испуганно раздвинул полные губы гуль, и все увидели рот, полный острых, словно подпиленных зубов.

– Ну, он нам не нравится, – поморщился повелитель правоверных. – Отрубите ему голову!

– Ай! Ай-я!.. – только и вскрикнул гуль, когда двое стражников резко, толчком, наклонили его вперед, а третий заученно взмахнул саблей.

Махсум с эмиром были единственными, кто отвернулся, остальные с нескрываемым интересом глазели на откатившуюся к дверям зубастую голову, словно узрели нечто поистине захватывающее.

– Немедленно уберите отсюда тело и сожгите его, – не открывая глаз, слабым голосом произнес впечатлительный эмир. – И впредь казните на улице – нам плохо от вида крови.

Махсума тоже немного мутило, что было совсем некстати, памятуя о только что проглоченном сытном завтраке. Но тело уже унесли, голову укатили следом, а пол спешно замывали две миловидные служанки с тряпками и тазиками. Махсум, старательно думая о разных фиалках, солнышке, травке и птичках с бабочками, постепенно пришел в себя.

– Мы, – между тем продолжал эмир, – обязаны тебе… опять забыл! – пожаловался он.

– Махсум, – подсказал тот же аксакал, сверившись с бумажкой.

– Да-да, Махсум! Мы обязаны тебе, храбрый Махсум, за избавление города от этой напасти. Теперь караваны могут не бояться нападений жуткой, – эмира передернуло, – нечисти. Поэтому мы дарим тебе… э-э… дарим…

Эмир огляделся по сторонам. Один из советников ткнул своего дрыхнущего соседа, и тот, поспешно вскочив, выхватил из-под дорогих одежд увесистый кошель.

– Дарим тебе пятьсот!.. Кхм-м, не многовато ли? – засомневался эмир, склоняя голову к аксакалу.