Али и Нино

И Нино! Нино забилась в угол. Почему же они не слышат конского топота? Может, он считает ненужным прислушиваться к шуму в ночи? До чего же уверенно он чувствует себя в своем европейском автомобиле, громыхающем на мардакянской дороге. Надо остановить этот лакированный сундук! Прямо сейчас! Я нажимаю на предохранительную защелку револьвера. Ну давай, дорогуша-бельгиец, покажи, на что ты способен! Я стреляю. Дорога на какое-то мгновение освещается полоской пламени. Я останавливаю коня. Молодец, бельгиец. Левая шина сдувается, как воздушный шарик. Лакированный ящик останавливается. Я подскакиваю к нему, в висках стучит кровь. Отбрасываю оружие и больше не отдаю себе отчета в своих действиях. На меня обращены два лица с диким ужасом, застывшим во взглядах. Дрожащая рука тянется к револьверу. Значит, не так-то и уверенно он себя чувствовал в своем европейском автомобиле. Я вижу жирные пальцы и бриллиантовое кольцо, быстрее, Али-хан! Теперь успокойся. Я вытаскиваю кинжал. Дрожащая рука не выстрелит. Кинжал мелодично свистит в воздухе. Где я научился так бросать кинжал? В Иране? В Шуше? Да нигде! Это искусство у меня в крови, я унаследовал его от моих диких предков, эту точную дугу, которую должен описать кинжал. Унаследовал его от первого Ширваншира, отправившегося в Индию на завоевание Дели. Слышится удивительно пронзительный и тонкий крик. По запястью жирной руки с растопыренными пальцами струится полоска крови. Как же прекрасно видеть пролитую кровь врага на дороге в Мардакян. Револьвер падает на заднее сиденье автомобиля. И вдруг слышатся торопливые движения. Мужчина одним прыжком выпрыгивает на дорогу и бежит в сторону поросли диких кустарников.

Нино тихо забилась в угол автомобиля и сидит на мягком сиденье, с каменным лицом. Весь этот кошмар ночной схватки заставляет ее дрожать, и дрожь эту не унять. Издалека приближается топот копыт. Я прыгаю в кусты. Острые ветки, словно вражеские лапы, хватаются за меня. Под ногами шуршат листья, руки ранят сухие прутья. Нахарарян, как раненое животное, часто дышит в кустах… Отель в Стокгольме!.. Жирные губы, целующие лицо Нино!..

Теперь я вижу его. Он спотыкается и разрывает кусты жирными руками. И вот уже бежит к морю по дынным грядкам. Черт, почему я, завидев его, выбросил револьвер? Сейчас бы он мне точно пригодился. По рукам, разодранным тернистыми кустами, течет кровь. Вот и первая дыня. Круглая толстая морда – не усмехаешься ли ты надо мной? Я наступаю на нее, и она с хрустом лопается. Я бегу по полю. Безжизненный лик луны наблюдает за мной. Вся бахча залита холодными золотистыми потоками света.

Тебе никогда не перевезти золотые слитки в Швецию, Нахарарян. Я хватаю его за плечо. Он поворачивается и смотрит на меня ненавидящим взглядом. Теперь-то я раскусил его.

Первый удар приходится по моему подбородку. Еще один удар под ребра. Ну хорошо же, Нахарарян, этому ты научился в Европе. Голова кружится. На несколько секунд останавливается дыхание. Я всего лишь азиат, Нахарарян, искусству ударов ниже пояса я не обучен. Я могу лишь безумствовать, как степной волк. Я прыгаю и, опершись ногами о его толстый живот, обхватываю его жирную шею руками, как ствол дерева. Он, как дикий, пытается дать отпор, забыв обо всех европейских приемах. Я подаюсь вперед, и мы катимся кубарем вниз. Вдруг я оказываюсь под ним. Он, с перекошенным ртом, пытается задушить меня. Я бью его ногами по животу, впиваясь пятками в жир. Он разжимает кулак. В какую-то долю секунды разорванный ворот обнажает толстую белую шею. Я вонзаюсь в нее зубами. Так-то, Нахарарян, будешь знать наши азиатские приемы. Мы не бьем ниже пояса, а по-волчьи впиваемся зубами. Я чувствую, как дрожат его набухшие вены.

Нахарарян хватается за мой кинжал на бедре. В разгаре схватки я совсем забыл про него. Сверкает сталь, и ребра пронизывает острая боль. Какая же теплая у меня кровь. Клинок соскальзывает с ребер. Вырвав клинок из его раненой руки, я подминаю Нахараряна под себя и заношу над ним кинжал. Он издает протяжный тонкий вопль, откинув назад голову. Все лицо превратилось в один сплошной рот, открывая путь животному страху. Отель в Стокгольме, получай же, грязная свинья!

Чего же я жду? За спиной слышится голос:

– Убей его, Али-хан, убей!

Это Мухаммед Гейдар.

– Вонзи кинжал над сердцем!

Я знаю, где находится нужная точка. Но хочу еще раз услышать жалкий голос врага. Затем поднимаю кинжал и, напрягшись, вонзаю его прямо над сердцем врага. Он корчится от боли. Я медленно поднимаюсь. На моей одежде пятна крови. Моя кровь? Его кровь? Какое это имеет значение.

Мухаммед Гейдар улыбается:

– Молодец, Али-хан. Никогда не перестану тобой восхищаться.

Ребро причиняет боль. Оперевшись на Мухаммеда Гейдара, я выхожу на дорогу к лакированному ящику. На дороге стоят четыре коня и два всадника. Ильяс-бек поднимает руку в знак приветствия. Сеид Мустафа поправляет на голове свой зеленый эммаме. Он крепко держит в седле Нино.

– Что будем делать с женщиной? Ты сам убьешь ее или мне это сделать? – спрашивает он тихо, прикрыв, словно во сне, глаза.