Ворота Шамиранского дворца были широко распахнуты, и, въехав, мы оказались окутанными в облако аромата роз. От голубых плит на стенах исходила приятная прохлада. Мы быстро прошли через сад с фонтаном, из которого в воздух летели серебряные струи. Темная комната с занавешенными окнами походила на прохладный колодец. Свалившись в мягкую постель, мы с Нино сразу же забылись глубоким сном.
Мы спали, просыпались и, объятые сладкой дремой, вновь засыпали в этой прохладной комнате с задрапированными окнами. Пол и низкие диваны были устланы многочисленными подушками, тюфяками и балышами. Во сне мы слышали пение соловьев. Сон в этом большом тихом доме, далеком от всех опасностей, старой бакинской стены, граничил со странным чувством нереальности. Время как будто остановилось. Иногда Нино вздыхала, поднималась и клала голову мне на живот. Я зарылся лицом в мягкие подушки, от которых исходил сладкий запах иранского гарема. На меня нашла безграничная лень. Мне даже лень было поднять руку и почесать нос, который давно зудел. Вскоре зуд прекратился, и я снова уснул.
Нино неожиданно проснулась.
– Али-хан, я умираю от голода, – сказала она, приподнявшись.
Мы вышли в сад. Вокруг фонтана цвели розовые кусты, а кипарисы своими макушками упирались прямо в небо. Неподалеку застыл, поглядывая на заход солнца, павлин с разноцветным хвостом. Вдали, на фоне золотого заката, белела вершина Демавенда. Я хлопнул в ладоши. К нам тут же подбежал евнух с обрюзгшим лицом в сопровождении пожилой женщины, которая сгибалась под тяжестью ковров и подушек. Мы сели в тени кипариса. Евнух принес посуду и воду, и вскоре ковер был усеян изысками иранской кухни.
– Да, уж лучше есть руками, чем слышать грохот пулеметов, – произнесла Нино, погрузив левую руку в блюдо с дымящимся рисом.
Лицо евнуха исказилось, и он отвернулся, чтобы не наблюдать позора своего господина. Я стал показывать Нино, как есть иранский рис при помощи трех пальцев правой руки. Нино рассмеялась. В первый раз после того, как мы покинули Баку. Теперь-то я чувствовал себя в безопасности. До чего же прекрасно было находиться в Шамиранском дворце, на мирной шахской земле преданных поэтов и мудрецов.
– Где твой дядя Ассад-ас-Салтане и весь его гарем? – вдруг спросила Нино.
– Наверное, в этом дворце.
– А гарем?
– Вот же гарем, здесь, в саду и в комнатах, которые его окружают.
– Значит, я уже нахожусь в гареме, – рассмеялась Нино, – так и знала, что все именно этим и закончится.
К нам приблизился второй евнух, тощий пожилой мужчина, интересуясь, не желаем ли мы послушать его пение. Мы отказались. После трапезы три девушки свернули ковры, а пожилая женщина унесла остатки еды. Недалеко маленький мальчуган кормил павлина.
– Кто все эти люди, Али-хан?
– Прислуга.
– Боже мой, сколько же здесь слуг?
За ответом я обратился к евнуху. Он задумался, беззвучно шевеля губами, и после долгого молчания выяснилось, что за гаремом ухаживают двадцать восемь человек.
– А сколько здесь женщин?
– Столько, сколько прикажете, хан. В данный момент здесь только одна женщина, и она сидит рядом с вами. Но места всем хватит. Ассад-ас-Салтане уехал в город с женами. Гарем в вашем распоряжении.
Он присел на корточки и, преисполненный чувства собственного достоинства, продолжил:
– Меня зовут Яхья Гулу. Я буду оберегать вашу честь, хан. Могу читать, писать и слагать суммы. Я разбираюсь в вопросах управления и обращения с женщинами. Можете положиться на меня. Вижу, вам попалась диковатая женщина, но со временем я научу ее благородным манерам. Скажите, когда у нее месячные, чтобы я отметил и запомнил эту дату. Это нужно для того, чтобы определять женское настроение. Ибо я уверен, что она может быть раздражительной. Я лично искупаю и побрею ее. Вижу, у нее под мышками растут волосы. Поразительно, до чего же в некоторых странах запущено воспитание женщин. Завтра я выкрашу ее ногти хной и проверю ей рот, прежде чем она ляжет в постель.
– О боже, а это еще зачем?
– У женщин с больными зубами несвежее дыхание, поэтому мне нужно проверить ее зубы и дыхание.
– О чем это он там трещит? – спросила Нино.
– Рекомендует зубного врача. Чудной все-таки.
Фраза заставила меня сконфузиться.
– Яхья Гулу, – обратился я к нему, – вижу, ты – человек опытный и довольно хорошо разбираешься в вопросах культуры. Но моя жена беременна, и за ней нужен особый уход. Поэтому давай отложим ее воспитание до тех пор, пока не родится ребенок.
Я почувствовал, как краснею. Нино действительно была беременной, но я все равно солгал.
– Вы очень мудры, хан, – произнес евнух. – Беременные женщины плохо поддаются воспитанию. Кстати, существует снадобье, благодаря которому можно родить мальчика. Но, – заключил он, внимательно разглядывая еще недостаточно располневшее тело Нино, – у нас будет достаточно времени для этого.
Снаружи, на веранде, зашаркали башмаки. Евнухи и женщины обменивались какими-то таинственными знаками. Яхья Гулу вышел и вскоре вернулся, напустив на себя серьезный вид: