Альянс

Дети всегда любили играть со спичками и продолжали делать это, пока кто-нибудь из них не обжигался. А как только это происходило, они понимали, что это не такое уж и безопасное занятие. Такова человеческая природа. Сейчас люди слишком заигрались в науку, и хоть она всё ещё не предоставила им серьёзного урока, рано или поздно кто-нибудь обожжётся и на этом. Я бы не заговорил на эту тему сейчас, если бы не был точно уверен в том, что искорка уже отделилась от серной головки и летит в глаз ничего не подозревающего ребёнка. Но почему-то мне кажется, что в этот раз никто и не подумает останавливаться, а наоборот, захочет во всём разобраться, предпринимая всё новые и новые попытки. Пока ещё не стало слишком поздно, я возьму на себя смелость схватить нерадивое дитя за руку, не дав ему открыть эту маленькую коробочку, которая на самом деле является чем-то большим, нежели просто умело склеенным куском картона. Если бы я знал с самого начала, что своими исследованиями открываю не только направление, в котором будет суждено двигаться науке, но и ящик Пандоры, то никогда бы не стал учёным. Мне остаётся только тешить себя тем, что я всего лишь приподнял крышку и её ещё не поздно захлопнуть, придавив чем-нибудь тяжёлым. Часть своих архивов я уничтожил, но мне, к сожалению, не под силу избавиться от того, что по своему безрассудству я передал человечеству. Теперь я могу только уповать на ваше понимание, поэтому прошу вас прекратить все исследования эфира[2], стереть всё уже сделанное в этом направлении и никогда, слышите, НИКОГДА не возвращаться к тому, что уничтожит всех вас. Меня оно уже уничтожило. Я бы хотел сказать: «Пусть вас не пугает вид моего тела», но это не тот случай. Пусть он вас пугает, вы должны бояться, должны знать, что будет, если продолжите движение тем же курсом. Прошу вас ещё об одном. Как только найдёте то, что от меня останется, – тут же сожгите вместе с помещением. Опасно может быть не то, что вы увидите, а то, чего не заметите.

Альфред Лейндж

Вторая бабочка: Протест

Дрожь тела, связанная с резким выбросом адреналина, утихла в тот самый момент, когда шестицилиндровый двигатель яростно взревел под капотом. Теперь жизнь его жены и ещё не родившегося ребёнка была в его мокрых от пота и скользящих по рулевому колесу руках. Он знал – им не успеть. До ближайшей больницы двадцать минут езды. Однако рассказывать об этом жене было явно не самой лучшей идеей. Напротив, он хотел сделать всё возможное, чтобы её успокоить, хотя знал, что она и сама всё прекрасно понимает. От чувства безысходности, накатывающего периодическими волнами, страх становился просто невыносимым. И как он ни старался, ему не удавалось отогнать ужасные мысли о мёртвом младенце с обмотавшейся вокруг шеи пуповиной, истекающей кровью жене, захлопывающейся перед его лицом двери отделения реанимации, докторе, говорящем: «Если бы вы приехали минутой ранее, её и ребёнка удалось бы спасти».