Альянс мусорщиков

— Ладно, в том, что меня поймали на краже самолета, есть и хорошая сторона, — более оживленным тоном проговорил Тэд. — Даже если вернусь на Адонис, а не отправлюсь на Зевс, я попаду в немилость. Больше никаких вечеринок. Никакого притворства. Не надо проявлять вежливость к бесконечным одинаковым девушкам, украшенным, по последней моде, блестящими крыльями. Все они задают одни и те же скучные вопросы. Все вежливы со мной до подобострастия. Это одна из причин, по которым меня влечет к тебе. Ты сильно отличаешься.

— Я точно не страдаю от вежливости, — согласилась я.

Тэд рассмеялся.

— Нет, ты реагировала на меня совершенно искренне. Я не произвел на тебя впечатление, и ты это показала. Вначале это ранило мою гордость, но потом я понял, что впервые в жизни честно общаюсь с девушкой.

Я легла на спальный мешок.

— А с Феникс ты не общался честно? Она тоже не носит блестящие крылья.

— Феникс — старательный научный ассистент, а не девушка с аристократической вечеринки, но на Адонисе она, как и все, была со мной до ужаса вежлива. И начала говорить мне, что в действительности думает, лишь когда мы попали в Нью-Йорк.

Тэд опустился на колени рядом со мной.

— Сейчас я устанавливаю контакт с врачом. Как я и говорил, покажу ей то, что вижу, по настенному телику. Она услышит наши голоса, а я услышу сказанное ей и передам тебе. Поняла?

— Думаю, да. Это означает, что теперь мы должны быть осторожны в словах.

— Правильно. Я сообщу тебе, когда разорву контакт и мы сможем снова говорить свободно.

Последовала короткая пауза.

— Сейчас я общаюсь с доктором, — сказал Тэд. — Я должен обследовать кости твоей руки и обнаружить рану. Скажи мне, если будет больно, насколько и где именно.

Я ощутила желание оглядеть комнату, словно врач скрывалась в углу и наблюдала за нами.

— Болит уже везде. Стреляющая боль поднимается и спускается по руке и плечу.

— Тогда скажи мне, когда боль изменится. — Одной ладонью он крепко держал мою руку, а другой провел вверх и вниз по ней. — Что-нибудь есть?

— Нет, та же боль, что и раньше.

— Теперь я буду сжимать твою руку в разных местах, — сказал Тэд.

Он сжал мое запястье, сперва легко, потом крепче, повторил это движение полдюжины раз, поднимаясь вверх по руке, затем вновь опустился.

— Нигде нет особенной болезненности?

— Нет.

— Врач считает, что основная проблема в твоем плече. Сейчас она думает, что делать дальше. Пока я отключил звук и изображение, поскольку хотел проверить… Эта ситуация, мое прикосновение к твоей руке, вызывает у тебя такую же неловкость, как и у меня?

— Да, — скривилась я. — Наблюдение за нами невидимого врача не помогает делу.

— Надеюсь, ты не боишься.

— Не боюсь.

— Хорошо, — сказал Тэд. — Признаюсь, я представлял возможность… коснуться тебя, но совсем не так. Я делаю все возможное, чтобы оставаться настолько отстраненно вежливым, насколько позволяют обстоятельства.

Я засмеялась.

— Ты сохраняешь ледяное безразличие.

— А, врач прислала мне множество инструкций. — Тэд нахмурился. — Я вновь открываю передачу звука и изображения. Боюсь, будет больно.

Глава 26

— Ты проснулась? — послышался голос Тэда. — Мне пора вновь проверить твою температуру и пульс.

Я открыла глаза, взглянула на окно и увидела в небе красные полосы рассвета.

— Хаос, я не поняла, что уже утро.

— О, ты вернулась к вежливым словам вроде «хаос». Вчера ты меня поистине удивила. Я понятия не имел, что у тебя такой богатый словарь ругательств. — Тэд, похоже, боролся со смехом.

Я вспыхнула.

— Первые одиннадцать лет жизни я провела в лондонском подразделении. Конечно, я знаю множество ругательств. Обычно я ими не пользуюсь, но было очень больно.

— Мне правда очень жаль, — ответил Тэд. — У нас не было сканера, способного показать, что с твоим плечом, поэтому пришлось выяснять, какие движения тебе доступны и насколько они болезненны.

— Я понимаю, это было необходимо, и прошу прощения, что обзывала тебя.

— По-настоящему смутило, когда ты назвала меня скунсом. Тебе известно о кассандрийских скунсах?

— Нет, — сказала я. — Говоря это слово, я имела в виду земного скунса. Некоторые из них живут в Нью-Йорке. Если ты встретишь нечто в черно-белую полоску, очень рекомендую к нему не подходить. Кто-то из детей манхэттенского подразделения как-то раздразнил скунса, а потом, даже бросив мальчишку в воду, мы не избавились от запаха.

Судя по характерному отстраненному выражению лица, Тэд проверял что-то в земной сети данных.

— А, да. Люди могу унюхать струю скунса в концентрации всего лишь десять частей на миллион. В любом случае, я не возражал, когда ты обзывалась, пока я причинял тебе боль. Просто испытал такое же облегчение, как и ты, когда смог вколоть тебе местную анестезию.

Мне было стыдно признаваться в этом Тэду, но затихла я не от облегчения, а от неприкрытого ужаса. Не чувствуя руку, не имя возможности ею подвигать, думая, что та умерла, я поддалась приступу паники. Будь у меня здравый смысл, я бы спросила Тэда, что произойдет под действием анастетика, но я слишком боялась облечь свой страх в слова.