На площади Вогезов старый Париж становится почти ощутимым. В полночь, выйдя из «Амбруази» (в доме № 9) — одного из самых лучших и самых дорогих парижских ресторанов, расположенного в здании, в котором в 1612 году, по ходу освящения площади, останавливался Людовик XIII, — ты не просто оказываешься в Париже XVII века, но скорее в Париже, где XVIII и XIX столетия наложились на времена более ранние и поздние с той же сноровкой, с какой старые парижские фотографии Атже отбрасывают мутноватый отсвет на Париж в стиле Y2K. Может, шаги, раздающиеся в темных аркадах, и вовсе принадлежат не живым людям, а теням из прошлого — например, Виктору Гюго, который с 1832 по 1848 год жил в доме № 6 по площади Вогезов, или кардиналу Ришелье, который двумя веками раньше обитал от него по диагонали (в доме № 21), или безымянному бандиту, который захаживал в этот состоятельный район и терроризировал дам. Обернитесь — и, может, вы с той же отчетливостью разглядите удаляющийся силуэт известной куртизанки XVII века Марион Делорм (жила в доме № 11) — она возвращается домой под прикрытием аркад, или самого прославленного французского проповедника Боссюэ (дом № 17), или мадам де Рамбуйе (дом № 15), салон которой представлял собой справочник «Кто есть кто» Франции XVII века. Делорм некоторое время была любовницей кардинала Ришелье, но теперь ее сопровождает кардинал де Рец, один из самых женолюбивых мужчин Франции. Рец, ярый антимонархист, часто захаживавший на площадь Вогезов, был любовником одновременно и Мари-Шарлотты де Бальзак д’Антраг (из дома № 23), и герцогини Гемене (из дома № 6).
Многих аристократок, проживавших на площади и вообще в квартале Маре, называли precieuses[20]: у этих дам была преувеличенно утонченная, чрезвычайно высокомерная манера речи, которая, несмотря на отточенную деликатность вкуса и манер, совершенно не предполагала столь же отточенных представлений о нравственности. У них зачастую имелось по несколько любовников, и герцогиня Гемене не была исключением. Она любила буйного графа Монморанси-Бутвиль, который также был и любовником мадам де Сабле (из дома № 5) и которого после кровавого поединка на шестерых в 1627 году перед домом № 21, где жил кардинал Ришелье (который учредил смертную казнь за поединки), все-таки поймали и обезглавили. Та же участь постигла и еще двух любовников герцогини.
Лучшим примером таких переплетенных, перепутанных, а порой и одномоментных страстей служат любовные похождения еще одной precieuse, Маргариты де Бетюн (из дома № 18). Она была дочерью старшего казначея короля Генриха IV герцога Сюлли, который принимал участие в планировке площади Вогезов (принадлежавший ему особняк Сюлли и сейчас выходит на площадь крошечной, почти незаметной дверью в доме № 7). Маргарита была любовницей герцога Кандаля (из дома № 12) и маркиза д’Омона (из дома № 13). Поскольку четные номера на площади Вогезов расположены к востоку от Павильона Короля, а нечетные — к западу, можно предположить, что, находясь у одного, она могла беспрепятственно думать о другом, а то и следить за ним.
На всем протяжении истории площади Вогезов сама мысль о ней мгновенно вызывала из памяти сполохи бурных страстей и бурных интриг. Именно важностью площади Вогезов в воображении французов — в этом она схожа с Версалем — можно объяснить, почему начиная с XVII века французская литература так и не научилась отделять любовь от ее суррогата — лицемерия, ухаживания от дипломатии, притом что все они зиждутся на жестоком и жадном корыстолюбии. Эта коллизия бросалась в глаза всем, не исключая, безусловно, не склонных к иллюзиям царедворцам precieux общества.