Мы сидим рядышком на диване. Я очень устала, чувствую себя отвратительно, и мне кажется, что стены комнаты постепенно сдвигаются и она становится все меньше и меньше. Я нахожусь на грани очередного срыва, и тут Нил включает телевизор и заявляет:
— Почему бы вам не вернуться в отель, принять ванну и вздремнуть?
— Вы считаете, что я грязная? — спрашиваю я, глядя на него полузакрытыми глазами.
— Нив коем случае. Просто я хоть немного поспал ночью, а вы нет.
— Вы и правда думаете, что я смогу спать, зная, что в любую минуту из моря могут выловить тело моей кузины?
— Вы только что чуть не уснули стоя. Идите.
— Да идите вы…
Любой нормальный человек на этом месте от меня бы отстал. По крайней мере так всегда поступают Пэдди и Айзек: видя, что надвигается гроза, они прячутся по своим норкам и ждут, пока небо прояснится. Но Нил не таков.
— Вам надо пойти в отель и освежиться, — медленно повторяет он. — В таком виде вы не продержитесь до вечера.
— Не указывайте мне, что делать.
— Но вы же знаете, что я прав.
— Ничего вы не правы, хрен вы моржовый.
— Спасибо за комплимент. Хотите добавить что-то еще?
— Да, хочу. Она позвонила вам и сказала, что с нее достаточно, а вы проигнорировали ее сообщение. Это все равно что убить ее.
— Как вы смеете мне это говорить? — взрывается Нил, вскочив с дивана и глядя на меня сверху вниз пылающим взглядом. — С того самого дня, как с ней это случилось, я не перестаю винить себя.
Но в том, что с тех пор она не сказала ни одного слова правды, нет моей вины.
Я тоже встаю и смотрю ему прямо в глаза.
— Она мертва, правда? — спрашиваю я, но он не отвечает. — Если вы скажете, что это так, я вам поверю.
— Не могу ничего сказать, — говорит Нил, качая головой. И вдруг он берет меня за руку и произносит: — Простите меня.
Я накричала на него и обозвала его всякими словами, а он еще и извиняется? Нет, это уже слишком! Я бросаюсь ему на грудь и заключаю его в свои объятия. Через некоторое время он тоже обнимает меня, и я чувствую то, что мне сейчас так нужно, — безопасность.
— Так, может, все-таки пойдете в отель и передохнете? — спрашивает он уже гораздо мягче. — Я буду ждать здесь. Если она объявится, я вам позвоню.
— Это такой ужасный отель. Там вокруг ванны — плесень.
Он отстраняется от меня, резко выдыхает, и на его лицо снова возвращается каменное выражение.
— А жаловаться пробовали?
Не имеет смысла, — отвечаю я, мотая головой. — Хозяйке ни до чего нет дела.
— Тогда не стоит там оставаться.
— Больше негде. Я нашла его в последний момент.
— Вы можете остановиться в моем номере, а я буду спать на кресле. Я и так сплю очень мало.
— Нет. Это неправильно.
— Не спорьте. Соберите ваши вещи, выпишитесь из этого клоповника и идите в «Лалик». — Нил достает из кошелька пластиковую карточку. — Сорок восьмой номер.
— Вы снова мне указываете?
— Да. А теперь валите отсюда.
— Что вы собираетесь делать?
— То, что и сказал, — отвечает он, глядя в окно. — Поспрашиваю людей, посмотрю записи камер наблюдения и проинформирую береговую охрану.
В десять вечера мы с Нилом стоим на пристани, глядя на периодически исчезающий огонек оранжевой лодки спасателей, прыгающей вверх-вниз на волнах залива. Они провели в ней десять часов и теперь возвращаются из-за штормового предупреждения. Сегодня они уже не смогут продолжать поиски.
Нил навел справки в баре на набережной, чтобы проверить историю, рассказанную Шоном. Хозяин бара подтвердил, что Шон провел там в одиночестве большую часть вечера, а бармен, который в тот вечер выносил во двор пустую бочку, сказал, что видел женщину, подходящую под описание Алисы, которая прошла мимо бара в направлении моря. Мы направились к игровым автоматам, чтобы проверить записи камер. Двенадцатилетний пацан, присматривающий за автоматами, так долго копался в поисках соответствующей записи, что я была готова разорвать его на части, но размытое изображение Алисы на черно-белом экране монитора искупило все мои ожидания.
— Вот, вот она! Это она, правда?
— Да, это она, — подтверждает Нил.
В 21:39 она прошла по набережной мимо фургона продавца пончиков. Одна. Глаза широко открыты, темные волосы развеваются на ветру. Та же девочка, которую я знала, только восемнадцатью годами старше и ужасно испуганная. Я смотрю, как она останавливается, вглядывается в черную ночь и исчезает из кадра. Останавливается, смотрит поверх волнореза и исчезает. Останавливается, смотрит, уходит. Я перематываю эти кадры шесть раз.
До 22:27 на экране мелькают только летящие в порывах ветра обрывки газет и клочья морской пены. Вдруг на другой стороне дороги появляется темная фигура, волокущая большой черный тюк — мусорный мешок? — бросает его в волны прибоя и исчезает. Ее лицо скрыто под капюшоном куртки.
— Кто это? — спрашиваю я, напуганная звуком собственного голоса. — Это была она?
— Невозможно сказать, — отвечает Нил, перематывая запись.
— А что это? Мусорный мешок? Такой тяжелый?