— Мне кажется, нам пора закругляться. На каком этаже камеры хранения?
На Северном вокзале нас уже поджидает мужчина по имени Гораций с листком писчей бумаги в руках, на котором написано «Кемп-Лоулэцд». Увидев его, мы хихикаем — мы еще ни разу не говорили о возможной свадьбе.
Гораций практически не говорит по-английски, зато мое постоянное общение с курьерами и строителями позволяет мне поддерживать с ним почти трехчасовую беседу. Я рассказываю ему о двух неделях, проведенных с родителями Шона в Сурбитоне, и о нашем визите на могилу отца в Скарборо. Не уверена, что Гораций хоть что-то понимает, но он вежливо кивает в ответ.
Мы с Шоном сидим, прижавшись друг к другу, и продолжаем обсуждать рождественские подарки, которые купили в «Лондоне, посасывая мятные леденцы из маленькой зеленой коробочки, предложенной нам Горацием. За окном мелькают живописные пейзажи деревенской Франции, небо темнеет, и разбросанные по нему там и сям облака постепенно сливаются с ним.
— Nous у sommes presque, — объявляет Гораций.
— Пардон? — переспрашивает Шон.
— Мы… как это… скоро приехать.
— Здорово! Мерси.
«Мерседес» сворачивает на проселочную дорогу, такую узкую, что по ней с трудом проехал бы и крошечный «Фиат».
— Слишком… как это… мало.
— Да уж, — смеюсь я, хотя ничего смешного в его словах нет. И вот я вижу вдалеке смутные очертания замка.
— А где же дом? — удивленно спрашивает Шон.
— Это недом, а замок. «Замок Элеаноры».
Гораций полностью сконцентрирован на дороге, но вдруг неожиданно тормозит перед черными воротами, на которых красуется табличка: «Въезд в Замок Элеаноры».
— Простить меня, но этот дорога… как это… слишком узкий. Вы должны… ноги? — Он показывает пальцами, что он имеет в виду.
— Она живет вон там?! — возбужденно кричит Шон. — Вон в том огромном…
Он указывает на две башни, едва различимые за оградой.
— Я же говорила тебе, что он большой.
— Я взять ваши чемоданы.
— Нет-нет, не надо, мы сами справимся, — останавливаю я Горация.
— Нет, мадам, я должен… как это… помогать.
— Не беспокойтесь. Мерси боку, месье, — я достаю из кошелька купюру и протягиваю ее ему. Это была… незабываемая поездка, Гораций.
— Окей, мадам, — смеется он. — Оревуар, месье.
— Оревуар, — отвечает Шон. Мы провожаем взглядом машину, возвращающуюся к дороге задним ходом, и остаемся одни, окруженные всеми нашими чемоданами.
— Мы подали прошение, чтобы нам разрешили расширить эту дорогу, — объясняю я Шону. — Этим занимается Айзек. Только это… как бы это помягче выразиться… Ладно, пошли.
— Ого! — произносит Шон, заглядывая через ворота.
— Тебе нравится?
— Это самое удивительное место, какое я когда-либо видел, — смеется он. — Прямо как замок в Диснейленде.
А почему ты смеешься?
— Когда я был мальчишкой, мы с братом представляли себя рыцарями, скачущими на лошадях вокруг замка, который был просто большой картонной коробкой.
— Ну, это тебе не картонная коробка. — Я нажимаю на кнопку на столбе. — Это настоящий замок. Хочешь войти?
И Шон, совсем как маленький мальчик, энергично кивает головой. В интеркоме раздается щелчок.
— Привет, Пэдди, это мы.
Ворота медленно отворяются, и за поворотом в конце длинной, усыпанной гравием дорожки перед нами предстает замок. Я словно вижу его впервые глазами Шона. Окруженный стройными деревьями и обширными лужайками, он выглядит так, будто явился сюда прямо из сказки. По обеим сторонам ступеней, ведущих ко входу, в квадратных стеклянных подсвечниках горят толстые свечи, отбрасывающие на стены волшебный трепещущий свет. То, что мы видим, нельзя передать словами — любые слова сейчас были бы лишь ничего не выражающими стандартными возгласами восторга.
— С этими чемоданами у меня не получается идти так быстро, как мне бы хотелось, — смеется Шон.
Я останавливаюсь, оставляю сумки на краю дорожки и беру его за руку.
— Тогда бежим!
Он бросает чемоданы, сжимает покрепче мою руку, и мы бежим к замку по дорожке, освещенной лишь висящей высоко в небе луной и тысячами лампочек, развешанных на растущих вдоль нее деревьях. Мы хотим поскорее приблизиться к нему, потрогать его, стать рядом с ним и ощутить его громадность.
Широкие двустворчатые двери распахиваются, и мы видим всех его обитателей, подсвеченных исходящим изнутри желтым сиянием. По ступеням навстречу нам бегут одетые в пижамы дочки Пэдди. Глаза Лизетт полны слез, что, впрочем, случается всякий раз, когда она видит что-либо сентиментальное. Жена Айзека держит на руках их спящего сына Иону. Пес Шона Артур пулей вылетает из двери и прыгает ему на руки. Герцогиня лежит на подоконнике в парадной гостиной, освещенная огнями рождественской елки, и вылизывает лапки.
Мужчины приветствуют Шона крепкими рукопожатиями, а Фой обнимает меня так горячо, что мне теперь никогда не понадобятся никакие лекарства.
— Ты еще поправилась, — смеюсь я.
— Ой, не начинай, — она дергает меня за косичку. — Мне и так все постоянно об этом говорят.
Она гладит себя по животику и снова обнимает меня.