Как и многие другие офицеры, он считал генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащева, командовавшего 2-м армейским корпусом и руководившего обороной Крыма, более чем странным человеком. Например, Слащев не носил военной формы с погонами. Он считал, что Добровольческая армия недостойна императорских погон. Почему, спросил его Антон Иванович Деникин. Слащев ответил: «Добрармия живет грабежом, не следует позорить наши старые погоны грабежами и насилиями».
— Вспомните, что слухи о связях Плевицкой с большевиками ходили уже в годы эмиграции, — говорил Бурцев генералу Дьяконову. — В частности, во время ее поездки по Америке организаторы гастролей выяснили, что в деле участвуют большевики, и поэтому порвали все отношения с Плевицкой. Тогда же мне стало известно о подозрениях в отношении Плевицкой, но за неимением достаточных данных выступить против певицы я не счел возможным.
Бурцев сказал Дьяконову, что если обвинения против Скоблина верны, то главную роль в налаживании связей с большевиками сыграла именно Плевицкая. Благодаря своим старым связям Плевицкая свела Скоблина с большевиками.
— Даже, может быть, сам Скоблин вообще ни при чем, — поделился с Дьяконовым своей идеей Бурцев. — Плевицкая, зная решительно все дела мужа, сама передавала секретные сведения большевикам.
Бурцев объяснил, что именно в его глазах компрометирует Скоблина и Плевицкую. До похищения Кутепова они бедствовали, а потом у них вдруг неизвестно откуда появились значительные средства, и теперь они живут на широкую ногу.
Получив от Дьяконова, который подписывал свои донесения псевдонимом «Аллигатор», подробный отчет о беседе с Бурцевым, иностранный отдел ОГПУ потребовал от парижской резидентуры принять дополнительные меры предосторожности.