– Ничего выяснять не стал, – ответил он. – Решил, что будет мой, и точка. А то, если думать об этом, с ума можно сойти. Расписались мы с ней. Вот, четырнадцатого числа как раз годовщина у нас. Потом в Москву переехали. Думал здесь все по-другому будет, подальше от всех этих… ее старых знакомых. Квартиру сразу купил, денег всегда давал. Мать ее сюда переехала. Потом младший родился. Опять я все девять месяцев жил как на вулкане, сначала она аборт хотела делать, я ее силком дома держал, умолял, уговаривал. Она родила. Но все еще хуже стало. После младшего у нас с ней год, – он поднял палец и с упором повторил, – год ничего не было, можешь себе представить? Но ничего, я стерпел. Младший у нас болеть стал. Мать ее с нами жить начала, помогала. Потом решили везти его сюда. Долго собирались. То она мать не хочет перевозить, жалко ее, говорит, куда ей в ее возрасте новую жизнь начинать? То наоборот не хочет оставлять ее там. Я-то думал, может, у нас здесь с ней все наладится. Думал, как на курорт буду сюда приезжать. Не буду здесь даже говорить о работе – а то она вечно жалуется, что я дерганый домой прихожу. Вот я теперь спокойный такой сюда приезжаю, и что ты думаешь?
Мы снова прошли всю аллею и, повернув, пошли назад. Глаза уже привыкли к темноте, и ноги сами обходили известные уже лужицы.
– Когда дом купили, она захотела делать ремонт. Я разрешил, конечно. Она такая счастливая бегала, мерила что-то там, рисовала, она же рисует у меня, ты знаешь? Она вообще такая, – он повел рукой, не зная, как объяснить, – образованная. Не то что я. Разбирается во всех этих… картинах там, искусствах всяких… У нее и в Москве одни выставки на уме были. Ты куда собралась, спрашиваю – как куда, на выставку! И побежала. Я даже ревновал сначала, думал, она за художником каким-нибудь бегает, знаешь, есть такие, длинноволосые, без гроша в кармане, зато как свистят женщинам в уши – видел я таких. Но она нет, вот именно что на картины ездила смотреть, я сам видел. Встанет там одна, маленькая такая, перед огромной картиной и смотрит на нее, смотрит… Целый час стоит! Я уже весь музей два раза обошел, а она стоит. Что она там разглядывает, я не знаю. Ты не понимаешь, говорит, это искусство. И здесь она хотела обязательно в Барселоне жить, это же, говорит, центр современного искусства…
Дождь зашумел сильнее, и я предложил подняться на крыльцо одного из пустых домов. Мы встали под крышей и закурили.
– И вот приезжаю я как-то, а у нее в гостях сидит слащавый такой испанец. Он мне сразу не понравился. Глаза скользкие, бегают. Кудри на голове как у девицы. Это, говорит, дизайнер, помогать мне будет с ремонтом. Я, конечно, сдержался, в морду не стал сразу бить – а надо было. Выгнал я его. Она на меня так кричала тогда! Я еще подумал, и что она так нервничает? Знает же, что я не люблю, когда чужие мужики в дом приходят. В общем, обиделась на меня крепко. На следующий день мы вместе с ней к нему в офис поехали. Хотела мне показать, что они только о деле разговаривают. Ну, посмотрел я на него еще раз. Он, как меня увидел, перепугался весь, глазки забегали, тараторит что-то на своем, заикается, кофе мне подносит – тьфу, противно, ей-богу. Они что-то там с ней обсуждали, бумажки свои разложили, чертежи. Моя-то по-ихнему уже тогда хорошо говорила, говорю же, она такая, захочет – за неделю любой язык выучит. Я сижу, не понимаю, что они там говорят, но вижу, парень напрягается, на меня поглядывает. Видно, дела у него совсем плохи, думаю. Ну а как иначе, у них кризис на дворе, недвижимость подешевела, одни только русские и покупают, да немцы еще с англичанами, ну и китайцы еще. Не то что дизайнеры, они все там без работы сидят. В общем…
Он вздохнул, хлопнул ладонями о мокрые перила и сжал их крепкими пальцами, как будто хотел вырвать их с корнем из земли. Потом посмотрел на меня:
– А Алинка точно ничего не говорила?
Я покачал головой.
– Странно, – он задумался. – Я думал, они заодно. Значит, Лия ничего ей не рассказывает?
– Получается, так.
– Ведь ты бы знал, да? Она ведь сказала бы тебе?
Я кивнул.
– Да-а. Алинка за сестру горой стоит. А меня ненавидит. Думает, я ее сестры не достоин, так ведь? – с горькой улыбкой сказал он.
– Для Алины нет никого, кто был бы ее сестры достоин, ты же знаешь.
– Да, да, знаю.
Он отвернулся и встал, глядя вперед, в темноту. Потом снова заговорил, не оборачиваясь:
– Месяц назад я не выдержал, нанял людей последить за ней.
Я невольно вздрогнул. До той минуты я, кажется, не понимал, как далеко он может зайти. Я с самого начала чувствовал в нем какую-то угрозу, он был человеком, способным на все, недаром я про себя сразу окрестил его бандитом. Но только сейчас, стоя за его спиной в этом дождливом пустынном месте, отрезанном от мира, я ощутил, как меня засасывает в какую-то опасную и очень неприятную историю. Я подернул плечами и огляделся: может, и здесь где-то стоят его люди?