Алина

Мы с ним разговорились. Его интересовала Россия, когда-то давно, чуть не школьником, он бывал в Москве и теперь расспрашивал меня о нашей столице, о нашей жизни и о том, что я здесь делаю. Алина тем временем болтала о чем-то с финской студенткой, они общались полужестами, так как обе едва знали английский, – но зато шумно и с хохотом. Я поразился, как быстро они нашли общий язык, Алина всегда восхищала меня своей сердечностью и простотой. Вскоре их громкий смех стал слышен за столом, и Лия цыкнула на них:

– Алина! Отойдите оттуда. Ты разве не видишь, вы мешаете людям кушать.

Студенка сразу смекнула, о чем речь, выскочила из-за стола, и они с Алиной выбежали из комнаты, хихикая и держась как две подружки.

Мишаня и Лия все еще продолжали обход под руководством синьоры Матильды. Было видно, как тепло синьора относилась к их семье, особенно к Мишане. Без сомненья, она считала их образцовой парой, как, наверное, и остальные их знакомые. Глядя на них со стороны, я подумал, что они и правда отлично смотрятся вместе – Мишаня, крепкий и в меру солидный в своем пиджаке, вежливый рядом с синьорой и в то же время не болтливый, серьезный, себе на уме, и Лия, которой можно было залюбоваться – узкая балетная спина в черной шерстяной водолазке, изящные руки, на плечах шелковый платок пламенного испанско-красного цвета, над ним пышная черная головка с завитушками у лица, нежная улыбка, ряд жемчужных зубов, и вся ее плавная медлительность, певучесть, с какой она разговаривала, поворачиваясь то к синьоре, то к гостям, обвораживала; можно было завидовать Мишане с его красавицей-женой, если бы не знать всего, что скрывалось за этой картиной.

Наконец нас пригласили за стол. Мы с Алиной, голодные и одурманенные запахами еды, плюхнулись на стулья первыми. Лия все еще беседовала с синьорой, Мишаня не смел отойти от них – старушка следила за тем, чтобы ему переводили каждое ее слово. Она говорила о постояльцах, о том, как в этом сезоне ей едва удалось удержать в своем пансионе чудного повара по имени Бартоломео, каков урожай на ее скудных грядках, какая дождливая стояла погода в эту весну и как зарос кувшинками бассейн во дворе, за которым она не в силах была ухаживать. Заметив, как я стащил кусок из корзинки с хлебом, она всплеснула руками:

– Садитесь, садитесь! Начинайте есть! Мы еще поговорим, время у нас есть.

Она подала знак, и все тот же мужичок подкатил к столу тележку. Синьора откинула крышку с круглой чугунной кастрюли, в лицо ей ударил густой пар, она взяла в руки половник.

– Вот он, мой знаменитый борщ!

И сама налила каждому по тарелке.

Нам с Мишаней полагалась водка, которую подали по-русски – на середину стола, холодную, в запотевшем стеклянном графине, с соленьями и отварной картошкой для закуски. Девушкам налили вино. Лия собиралась пить минеральную воду – хотела везти нас назад, несмотря на то, что оба мы, и я, и Мишаня, предложили заменить ее на обратном пути. Она не соглашалась.

– Ну что за человек! – вскипел Мишаня. – Темно же будет! Сама же замучаешься вести машину по такой темноте.

– Правда, Лия, – поддержал я. – Хотите, я поведу? А вы отдыхайте.

Она наотрез отказалась.

– Синьора Матильда, и вы с нами, – сказал Мишаня, оглядываясь, где бы взять еще один стул.

– Нет, нет, – замахала руками старушка.

– Но хоть рюмочку с нами поднимите. Это обязательно!

– Но я не пью вино, Миса, ты же знаешь.

– Знаю. Эй, уважаемый! – обратился он к официанту, – сбегай-ка на кухню, принеси нам еще одну, – сказал он по-русски, показывая на свою стопку.

Впятером мы подняли рюмки.

– За здоровье! – с акцентом сказала синьора, и мы чокнулись.

Так и не присаживаясь за стол, она одним махом осушила стопку, потерла нос ладонью и произнесла:

– Сегодня у меня очень радостный день, потому что приехали вы. И очень грустный день.

– Почему? – мы все подняли головы от тарелок.

– Потому что сегодня не стало одного моего очень хорошего друга. Вы не слышали? Режиссер, – она назвала длинное имя, мне незнакомое. – Он прыгнул с моста.

– Ах! Как это? С моста? Не может быть! – воскликнули наши девушки.

– Да. Сегодня…

Глаза ее часто заморгали, она достала из недр своих юбок платочек и стала утирать морщинистое лицо, жалостливо, не таясь, совсем по-старушечьи. Лия, по всему видно, знала этого человека – едва ли не впервые за это время я увидел, как маска невозмутимости пала с ее лица, и она смотрела на синьору ошеломленно.

Алина с изумлением спросила:

– Как это, прыгнул с моста? Это что, самоубийство?

– Да, да, самоубийство, – закивала синьора.

– Но почему? Из-за чего? У него что-то случилось?

– Неизвестно. В новостях сказали, что причины пока не выяснены. Он оставил записку… Попрощался со всеми… А вы разве не слышали в новостях?

– А у нас нет телевизора. И интернета тоже нет, – ответили мы хором.