Алина Покровская. Дорога цветов

Сергей Евгеньевич Вальков старался быть на всех репетициях не только этого, но и многих других спектаклей, потому что, по его мнению, самое замечательное – видеть, как рождается на твоих глазах и начинает жить образ, а из этих образов постепенно складывается целостность спектакля… Все получается, а не есть ли в этом подлинное чудо театра?..

Сцена гибели Женьки Комельковой стоит перед его внутренним взором во всех подробностях до сей поры: столько отчаяния, столько воли к победе, столько женственного и в то же время какого-то подросткового, даже мальчишеского было в Алине Покровской, что сердце сжималось от неподдельного ужаса перед тем, что вот сейчас, через несколько секунд Женьки Комельковой не станет…

В те годы и позже повесть Бориса Васильева инсценировалась многими театрами, был выпущен художественный фильм, с большим успехом демонстрирующийся и сегодня по телевидению, снята и новая версия (к слову, многими не воспринимающаяся именно по той причине, что первый фильм, Станислава Ростоцкого, был, если можно так выразиться, крупнее, масштабнее, чем современный), но можно только представить себе, какие мысли, какие эмоции вызывал он в то время у артистов армейского театра. И особенно, наверное, у Алины Покровской, в самом раннем детстве пережившей эту горькую эпоху и почти одновременно встретившейся с такими героинями, как Люба Трофимова и Женя Комелькова, с присущими ей естественностью, теплом и глубиной погружения пережившей их судьбы…

Особенно, наверное, относится это к образу Жени Комельковой. Не случайно Алина Покровская, говоря безо всякой горечи о том, что не сложилась ее судьба в кино, отмечала: ей намного важнее дыхание зрительного зала, глаза тех, кто его заполняет.

А еще – говорила о своей любви к тем самым так называемым голубым героиням, идеальным женщинам, считая: играть их надо так, будто они действительно существуют в жизни, время от времени оказываясь среди обычных людей.

VIII

В том же 1971 году Алина Покровская сыграла прямо противоположную Жене Комельковой роль – Щеголеву в спектакле по пьесе Игнатия Дворецкого «Человек со стороны». О постановке этой пьесы сразу в нескольких театрах страны критики почти единодушно писали как о долгожданном событии, о воплотившейся мечте: «Театральный герой шагнул со сцены прямо в жизнь, стал явлением не только художественным, но и общественным. Характерно, что в полемику с Дворецким вступили и коллеги-драматурги. Продолжая линию “Человека со стороны”, они одновременно и спорили с ней. Так, в пьесе Геннадия Бокарева “Сталевары” есть свой “человек со стороны” – Виктор Лагутин, который приходит в дружный, давно сложившийся коллектив и вступает с ним в конфликт, отстаивая высокие нормы морали, рабочую честь. Но оценка автором поступков героя здесь иная, более сложная и диалектичная, чем у Дворецкого. Этим пьеса Бокарева и привлекла главного режиссера Московского Художественного театра Олега Ефремова, поставившего спектакль».

Для драматурга и режиссера спектакля ЦАТСА Александра Шатрина[13] важно было то, что становилось созвучно времени, – приходившие «со стороны» на предприятия молодые люди, одержимые самыми благими порывами поднять производство, нарастить его темпы, абсолютно не считались ни с традициями завода или фабрики, на которые приезжали из своего прекрасного теоретического далека, ни с характерами людей, пусть и не слишком хорошо, но выполнявшими свою работу. Надо было находить контакт, не рубить сплеча, но на это Чешковы (как звучала фамилия главного героя) оказывались неспособны. Им было куда как проще конфликтовать, нежели искать возможности взаимопонимания. Сложные условия, в которых молодой инженер Алексей Чешков приступил к исполнению обязанностей начальника литейного цеха крупного завода, требовали своего рода дипломатичности, на которую он оказался неспособен. Да, люди, работающие здесь, привыкли к очковтирательству и штурмовщине. Им казалось, что так или иначе, но все идет на пользу делу, – ведь не станет никто разбираться, какими методами выполняется план. И хотя принципиальная и четкая позиция Чешкова приносит свои плоды (цех стал работать совершенно иначе, успешно выполняя план), открытым оставался вопрос о процессе, ведущем даже к самому замечательному результату.