Кстати, именно Альберт Шпеер был одним из очень немногих, кто по-доброму относился к возлюбленной Гитлера и оставил о ней короткие, но красноречивые сведения. И тогда мой мучительный, десятилетиями живущий где-то в глубине подсознания пазл сложился – Алина Покровская интуитивно, в силу природной глубины постижения воплощаемых на подмостках образов, ощутила характер этой молодой женщины во всех ее противоречиях, во всех проявлениях.
Когда после попытки самоубийства из-за того, что Гитлер стал уделять ей меньше внимания, Ева вновь попыталась покончить с собой (к этому способу она прибегала трижды, по сложившемуся среди ее близких мнению, весьма нарочито), фюрер ввел «бедную малютку» в самый тесный круг тех, от кого скрыть ее существование было невозможно. По словам Шпеера, Ева запомнилась ему при знакомстве и дальнейшем общении обычной мюнхенской девушкой из почти мещанской среды: не столько красивой, сколько милой и свежей, с очень скромными манерами, державшей дистанцию с Гитлером на людях. Осознавая двойственность своего положения и отношение окружающих, она скрывала смущение в сдержанности общения, которую многие принимали за высокомерие.
Из архива Евы Браун сохранился лишь отрывок дневника (22 страницы) с февраля по май 1935 года. Подлинность его не раз подвергалась сомнению, как, впрочем, и утверждалась некоторыми исследователями-почерковедами и сестрой Евы.
Как бы то ни было, Шпеера, которому доверяешь, прочитав его дневник и автобиографию, ужасало отношение Гитлера к Еве, по его мнению, никак не согласовывавшемуся с венскими манерами обращения с дамами – однажды он стал свидетелем того, как на одном из ужинов в фешенебельном ресторане в 1938 году Гитлер, проходя мимо Браун, передал ей конверт с деньгами. Такое случалось и раньше, и позже… После следующей попытки самоубийства Гитлер «впустил Еву Браун в свою жизнь» для того, чтобы обезопасить собственную репутацию и оградить себя от притязаний других женщин.
В 1939 году Ева поселилась в рейхсканцелярии, где стала числиться секретарем, а Гитлер начал допускать ее в узкий круг старых товарищей по партии, по-прежнему не приглашая на встречи со столпами рейха и визиты официальных лиц. Отсиживаясь в эти часы в спальне наверху, Ева страдала. Усугублялись ее страдания и холодным, пренебрежительным отношением жен Риббентропа, Геринга, Геббельса. Лишь чета Шпееров относилась к молодой женщине приветливо, приглашая время от времени на лыжные прогулки. Еще в круг ее общения входили жена Бормана Герда и супруга доктора Брандта. Близкая дружба связывала ее и с подругой адъютанта Гитлера Вильгельма Брюкнера художницей Софьей Шторк.
Когда 26 апреля 1945 года Гитлер предложил Еве покинуть Берлин, она ответила: «Я не хочу! Твоя судьба – это моя судьба!» Это – свидетельство одного из близких фюреру людей.
В бункере она держалась достойно, не позволяя себе ни малейшей слабости. 29 апреля состоялось бракосочетание Евы и Гитлера. В первый и последний раз в жизни она расписалась на брачном свидетельстве фамилией мужа, а днем 30 апреля супруги поднялись в свою комнату, попрощавшись со всеми, и приняли цианистый калий. Родители Евы Браун узнали о замужестве и смерти дочери по радио…
Вот такая судьба.
Каким непостижимым для меня образом Алина Покровская в середине 70-х годов прошлого столетия смогла не узнать (это было почти невозможно), а угадать, почувствовать в своей героине судьбу скромной мюнхенской девушки, неожиданно попавшей в высшее германское общество, подчинившейся добровольно его законам, хотя и постоянно ощущавшей себя чужой в этом недоброжелательном окружении, и – в коротких обрывках, набросанных драматургом Михаилом Шатровым, воплотить характер, приковавший к себе, заставивший помнить на протяжении нескольких десятилетий?
Одна из тех загадок, на которые не сыскать ответа…
Я позволила себе так подробно углубиться в биографию Евы Браун, потому что все обрывочные сведения, что были в то время у моего – и не только моего – поколения о молодой женщине, попавшей, как и вся нация и часть Европы, под магнетизм личности величайшего злодея, оставляли ощущение загадки без ответа. А судьба Евы, именно так понятая и интерпретированная Алиной Покровской, невольно заставляла задуматься, как и ставшие доступными гораздо позже материалы, в частности воспоминания Альберта Шпеера…
XI