Алиса Длинные Ноги

Пусть пришлют за мной карету и горничных с образованием – белых, чистых, с элементарным знанием французской грамматики – ночью горничную разбуди, она по-французски поэму прочитает, будто подковала язык соломенными подковами имени Левши.

Подушки в карете обязательно натуральные, природные, не гагачьим пухом набиты, гагары не в моде в этом сезоне, а – лавандой и горностаевым пухом; на мягком думается о возвышенном, а на деревянной жесткой скамейке – дурная скамейка, поработительница, сообщница злодеев – на жестком мысли приходят чёрные, тело изнывает – так вольной пташке в аквариуме не хватает воздуха. — Графиня Алисия топнула стеклянной ножкой, с недоумением смотрела на маковую крестьянку, удивлена, почему батрачка с подобострастием, с низкопоклонством – за то, что её наукам обучат и политесам – не бежит за каретой, приросла, будто корни пустила в утешение себялюбцам купцам.

— Недостаток уважения к крестьянке – крест на могилу барышни! – молодая мать засмеялась, поправила веревку на сложном агрегате — плуге. – Брошу ребенка на радость похабникам вурдалакам, пашню оставлю сиротой; весной каждая минута год кормит, а изнеженная барышня минутой век прожигает, будто толченого стекла в башмаки Королеве подсыпала из зависти.

Ступай, госпожа, с Миром – в наш Мир, или чёрного козла поцелуй под хвост — в свой Мир, где на деревьях не булки растут, а – непотребности с усами.

Мне два года назад пятнадцать лет исполнилось – старуха, засиделась в девках, даже трупными пятами ниже пояса пошла, клыки по ночам вылезали, а очи горели красиво – золотом!

Матушка моя – ведьма – напекла пирожков с ядом и к своей матушке – моей бабушке отправила без трусов, добавила кнутом по глазам – для убедительности, я Звезды лбом пересчитала, когда с пирожками вылетела из избы, чувствовала себя пробкой из бутылки с кислым молоком.

Матушка нарочно меня через дремучий лес погнала, чтобы я – либо жениха себе нашла, либо сгинула в болотах, потому что – неперспективная, если без мужика в лаптях и с горшком царским на голове.

Долго я шла, зевала, думала уже, что проскочу страшный лес с Вальпургиевыми ночами, пирами Валтасара Едкого; промежность от страха слиплась, превратилась в карамель без соуса.

Белый рояль из кустов выскочил, за роялем – чёрт – эка невидаль, чёрт во фраке, а что рояль – я на лубочных картинках видела, не ведаю, для чего служит – громадина не из нашего Мира, но черти на нём сидят, копытами стучат, краснорылые, будто морковки в летнюю ночь!

Я мимо чёрта прошла – не жених мне чёрт, не страшен, головешка по сравнению с ужасами ночного леса, где обезьяна из навоза превращается в бородатого человека, прародителя рыбаков и чемпионов по спортивному метанию копья в беременных волчиц!

На тропинке шатёр раскинулся – золотой, с кистями из рук человеческих – красиво, даже душа нараспашку у меня, вылетает перепёлкой.

Понимаю сердцем, что шатёр – беда, искушение мне, возможно, что смерть моя в шатре восседает, а с тропинки нельзя сойти, сомлею, ноги превратятся в жаб, и пирожки обретут силу дракона, мне с ядом в живот залетят, миленькие, на пустяки в бане с солдатами похожи.

Разделась донага – не пропадать же в логове смерти сарафану и кокошнику, сложила одежду рядом с узелком с пирожками, робко в шатёр вхожу, но по подушкам зыркаю – не спрятался ли мой жених под периной – застенчивый, с бицепсами тираннозавра.

Женихов нет, а появилось у меня в шатре желание работать – я работящая, красивая в труде, жилы в золотые превращаются!

Пыль смахиваю бархоткой с диванчиков, полы драю шкурами соболиными и тряпками из бороды леших – умиление, нахожу отвагу и принципы в труде – так золотая рыбка в корыте старика находит чернокожего младенца.

В золотой ванной с лепестками роз — расточительство, когда – нужную в хозяйстве ароматическую розу для ванной используют, будто губку с глазами – обнаружила потрясающей красоты гадалку – по смоляным волосам и соболиным бровям поняла, что – гадалка, будто сто ночей в одном теле красавицы сгустились…

Я языкам заморским не обучена, а вы требуете барышня, называете меня землянкой, а я — земляника, – крестьянка сурово посмотрела на графиню Алису Антоновну, сменила подгузник ребенку (изо мха заменила на сено). – Без премудростей в ванну прыгнула золотую – благодать, награда мне за побои матушкины, милуюсь с предсказательницей, целую её страстно в уста сахарные, жадно, с уважением к достоинствам богатой гадалки – так ветерок в поле целует колосок пшеницы.