Не знаю, для чего, при Василии Ивановиче стараюсь быть ближе к Егорову184
. Замечает он это или нет? Господи, и все-таки есть надежда в душе.Да, да, это должно быть. Неминуемо!
Он полюбит меня.
Но когда это будет?
Боюсь, что у меня тогда не будет того, что теперь есть.
Я люблю, люблю, люблю [его. –
Опять тоскливо. Что-то мучительное подступает к сердцу.
Плакать хочется…
Когда я буду покойно, безмятежно счастлива? Когда?
Сегодня в театре так томительно сделалось, так тяжко!
По-прошлогоднему…
Ушла на улицу. День ясный, солнечный, морозный. Пошла бродить по улицам. Долго ходила, пока не встретила Василия Ивановича, но он только раскланялся и даже руки не подал. И такой болью сжалась душа. Так невыносимо тяжело стало. Все же я люблю, люблю его… бесконечно…
Я часто мечтаю о самых невозможных вещах… То воображаю, как мы мчимся вихрем куда[-то] далеко-далеко… ветер дерзко дует в лицо, чуть не срывая с нас шляпы, а [
То представляю себе, как я где-то за кулисами перед выходом – вдруг бросаюсь к нему, плачу горькими слезами и говорю всё, [всё. –
А он ласково прижимает меня к себе, гладит рукой мои волосы и говорит: «Девочка моя хорошая…»
И каких-каких картин не рисуется еще в воображении, и легче на душе становится.
Дни стоят ясные, солнечные, а ночи совсем голубые… серебристые, прозрачные… как в сказке…
И неспокойно становится… тесно… [душно. –
Лететь хочется…
Бурной ласки хочется…
А Василий Иванович все ночи напролет проводит с компанией в Гурзуфе или где-то еще…
Что же это?
А жизнь летит, летит без остановок…
Много времени в театре провожу с Василием Васильевичем185
.И когда долго не вижу его – становится скучно…
Новое увлечение.
Опять душа становится подвижной, склонной меняться на маленькие чувства.
Тоскливо на душе…
Теснит грудь…
Так, как будто хорошо все…
В работе чувствуются успехи… Но на душе [все еще. –
Сегодня Василий Иванович все советовал лечиться, гов[орит], что я очень изменилась, на себя не стала похожа…
Если бы он знал…
Мой старый друг! Наш милый доктор здесь?!
Зайдите!
Я люблю его… Я мечтаю о нем… Когда я встречаю его или вижу издали, как он идет, – мне хочется протянуть к нему руки и сказать: Солнышко мое… весна моя186
…Сегодня утром ездили на санях. Я шла в театр и, по обыкновению, «воображала»…
Вечером на «Горе от ума»187
он подходит ко мне и говорит: «Сегодня снег выпал – поедем по первопутку далеко-далеко…»И мы едем…
Несемся каким-то диким вихрем. Небо – голубое, в звездах…
Снежок скрипит…
Мороз щиплет лицо…
Ветер поднимает целые вихри снежинок, кружит их, бросает на нас с какой-то смеющейся дерзостью. А мы летим… летим…
Вчера был момент, когда мне опять показалось что-то особенное, необычное во взгляде Василия Ивановича.
Господи, Господи, но ведь это все – моменты!..
Я все боюсь, что ничего не будет…
И чувство мало-помалу заглохнет, зачахнет… и пустота останется…
Опять на душе неспокойно…
«Щекочет» что-то…
Боже мой! Как тоскливо! Как скучно! В работе – перерыв благодаря усиленным репетициям188
… В душе – пусто… физическое утомление – отчаянное…Кругом – мелкие неприятности, дрязги вьют свою отвратительную паутину, которая затягивается все плотнее и плотнее.
Боюсь, что стянет по самое горло: дойдет дело до петли…
Потянулась несчастливая полоса… Каждое утро идешь в театр и все думаешь: авось сегодня случится что-то радостное, хорошее, мечтаешь о чем-то, ждешь, надеешься, и в конце концов – ничего, кроме отчаянной тоски, ничего светлого, приятного, за что можно было бы уцепиться…
Возвращаешься домой еще более пришибленная, как бы придавленная страшной тяжестью…
И ждешь вечера…
Мечтаешь о звездной голубой ночи…
Сегодня Самарова похвалила за Рози189
. Это немножко приподняло настроение. Если и Рози понравится Владимиру Ивановичу [Нужно жить радостно и бодро…
Опять… шевелится что-то хорошее в душе, какие-то надежды на лучшее…
Только вот Василий Иванович…
Василий Иванович все жалуется на свою «старость»190
… Милый, хороший! Сколько в нем обаяния – это поразительно!