Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Убежать бы от этих пытливо смотрящих в мою душу глаз – далеко-далеко…

Господи, не оставь меня. Дай мне силы. Я  [Более позднее подчеркивание.]

Несколько раз сегодня я принималась плакать. Если бы я могла много-много слез выплакать. Но я не могу. За каждым моим глазом, движеньем, взглядом – следят.

Как это тяжело… Боже мой, Боже мой.

Сейчас походила по ветру.

Не легче. Словно камень в душе.

Трудно [дышать. – зачеркнуто] вздохнуть.

Мы сидели пили чай.

Втроем. И все трое как чужие, избегали смотреть друг на друга.

Откуда это такая тоска?

Господи.

И ничего я не делаю, ничем не занимаюсь, а скоро конец.

Сейчас я увидала в зеркале свое лицо, и мне захотелось ударить себя больно-больно…

Как я ненавижу себя.

[Злая, сумасшедшая, представляющаяся талантом. – вымарано] воображающая [каждую секунду. – зачеркнуто] и вечно [дрожащая от того. – вымарано], что каждую секунду может [обнаружиться полная бездарность. – вымарано], отсутствие всякой пригодности к сцене, и от этого, конечно от этого, страдающая [порой сильно и глубоко. – вымарано] – жалкая, [смешная. – вымарано] и несчастная.

6 июля [1909 г

.]

Еду завтра в Москву.

Незадачная я все-таки…

Что-нибудь да должно случиться.

Каждое лето так.

Боюсь, что до августа останется скверный лоб.

Господи, за что все это?

Прости меня.

Сегодня мне [плохо. – вымарано]. День целый было хорошо, а сейчас грустно…

Все идет прахом.

Осенний вечер…

Серое небо, и деревья шумят. Все летит… Ничего не удается.

8 июля [1909 г

.]

5 часов вечера.

Слава богу, все пустяки. Через 2 недели, говорит доктор, – пройдет.

И хорошо было в Москве, и, с другой стороны, как-то грустно. Скоро-скоро конец. Один месяц.

Проходила родными местами, многое-многое вспоминала, многому улыбалась. В вагоне ехала с Ирицкой431.

Завидовала ее бодрому, энергичному виду, ее полной, как мне кажется, жизни, ее успехам.

Живет молодо, свободно, радостно.

А мы…

Боже мой, что же это. – Я начинаю не любить наш театр. Тот театр, который меня воспитывает, учит, который как родную взял меня под свою крышу.

Господи… Нет, это все от себя.

Мне нигде не будет [вполне. – вымарано] хорошо… Всегда будут в душе пустые уголки…

Вот опять мне кажется, что я не люблю Вас.

Мало думаю о нем все это время.

Мало вспоминаю.

Пусть Бог благословит его. Пусть будет ему хорошо.

Мне думается опять, что больше [тут самолюбие. – вымарано].

Вас. прав, я тщеславна, [душа моя. – вымарано] хочет успехов, блестящей жизни, поклонений…

Я все хочу покорить себе…

Кто знает, быть может, и в моей любви к театру больше всего этой жажды стать выше людей, быть чем-то, не затеряться в толпе.

Я перестаю понимать себя.