Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Сейчас уезжают в Москву мама и Жорж [Г. Г. Коонен]. Грустно будет без них. [Завтра, положим, мама вернется. – зачеркнуто].

Солнышко сегодня. Радостно в поле. Тишина в воздухе.

Вас. не [треть листа внизу и треть следующего листа вверху оборваны].

Тихо, радостно. Бегаю по лугам зеленым, любуюсь солнцем, небом, слушаю, как птицы поют. И никаких желаний, никаких волнений.

[Только. – зачеркнуто.] Благословляю жизнь.

Так хорошо мне. Так благостно.

8 июня [1909 г

.]. Понедельник

Небо опять затянуло тучами, и мне немножко грустно. Я в такой степени завишу от погоды. Капает дождь. Грачи кричат. Бессвязные мысли бегают в голове. Смешно [перебегают. – зачеркнуто] перескакивают с одного предмета на другой. Не могу [треть листа внизу оборвана].

…люблю ли я в этот момент тихо и радостно, или в отчаянии тоскую и ломаю руки над головой.

Я хочу иногда, чтоб ты умер. Но когда я начинаю думать [о том, что ты будешь однажды чужим мне – страшным телодвиженьем. – зачеркнуто] об этом, я едва не схожу с ума и перестаю понимать… что же это будет, и не могу представить, чтоб так же светило солнце, ходили люди, и вся, вся, вся жизнь текла обычным порядком.

Сейчас я слушаю серенаду [Брамса] и вижу тебя на балконе, вижу твою голову, родную, дорогую, склоненную около лампы под зеленым абажуром. И мысленно я целую каждый волосок на твоей голове.

Я благословляю тебя, я [прошу. – вымарано] говорю тебе сейчас – люблю – тихонько, нежно. Не может быть, чтоб ты не услышал этого [люблю. – вымарано].

Я думаю о тебе сейчас. Где ты, какая комната, в которой сейчас сидишь, какие стулья в этой комнате, какой стол, здесь ли Нина [Литовцева], или, может быть, ты на улице. Гуляешь или быстро идешь куда-то по делу…

Мне кажется, у тебя грустные глаза сейчас.

Приехали папа420 и Жорж [Г. Г. Коонен].

Я так хорошо, так уютно чувствую себя в [этом. – зачеркнуто] кружке своих. Мне тихо, спокойно, радостно.

Я чувствую такую массу любви около себя, столько заботы, нежности, и душа моя наполняется благодарностью и добротой.

Получила письмо от Василия Васильевича [Лужского]421.

И он ведь, в сущности, нужен мне постольку, поскольку это имеет [отношение. – зачеркнуто] значение для моих отношений с Вас.

10 июня [1909 г

.]

Чудесный нежный закат.

Ходила в поле и [тихо. – вымарано] думала о Вас. Вся красота наших отношений в том, что они неуловимы, они чудесны [своей чистотой. – вымарано].

11 июня [1909 г

.]

Вечер.

Много думала сегодня о том, что будет, если я провалю роль422, пошатнется доверие и любовь около меня, как я буду строить новую жизнь, как расстанусь с Вас. – чем буду жить, где найду силы. Этот год решит для меня все дальнейшее. Самое вероятное, к чему надо хоть в мыслях приготовить себя, – это злорадство, нелюбовь, которая скрывалась из боязни перед моей славой и при малейшей неудаче выползет и будет жадно смеяться над моей [душой. – вымарано]. Тяжело, трудно об этом думать. Но лучше сейчас. Надо быть готовой. Смелости побольше, [Алиса Коонен. – вымарано].

Так вот я все думала.

Прежде всего, деньги.

Много денег нужно.

Ужасная это вещь, но такая необходимая.

Значит, денег достать.

Еще не знаю, как, где.

Мелькнула мысль о [Василии Васильевиче [Лужском]. – вымарано].

И вот в один тихий весенний вечер – это, вероятно, будет в пору ранней весны, когда только будет стаивать снег, – я соберу своих. На столе будет тихо коптеть милая белая лампа с обрезанным абажуром, и спокойно, просто расскажу им, что нужно мне передохнуть годик – не играть, и вот я уезжаю. Буду им писать, говорить о своем адресе, [и вот. – зачеркнуто] но с тем, чтоб они под клятвой держали тайну и никому ничего не говорили.

Накануне отъезда – я бурно кучу в большой компании мужчин, и мне страшно, и жутко, и весело, что они и не подозревают [о моем. – зачеркнуто] о том, что завтра я буду далеко – мчаться в поезде куда-то в неведомые, страшные дали.

Куда я поеду, зачем, что это будет – не знаю. За границу, конечно. Месяцев на 6. Теперь дальше. Паспорт у меня чужой. В один прекрасный день я появляюсь в захолустный уездный городишко какой-нибудь Воронежской или Рязанской губернии и спрашиваю, где здание театра. И вот с трепетом вхожу в деревянный сарай с коптящими лампами, ласково открываю свою душу забитым, голодным, может быть, [нрзб.] и [пошлым. – зачеркнуто] пьяным людям. И кто знает, вдруг я внесу им радость, улыбку, помогу им жить, поучу их работать. А они закалят мою волю, мое терпенье.

[Возможно, вырван один или несколько листов.]