Честь позабыла, а совесть, ум и культура поведения – приобрели для меня значимость падающего Звезды: упала, зашипела и скрылась в болоте.
Казалось, что маятник разгоняется, хотя — невозможно, чтобы маятник двигался быстрее Космолёта; центробежная или другая эбитская сила вжала меня в полированную латунь, лапки мои сложились в крылья, а от встречного ветра морду раздуло, губы трепещут алыми стягами на Тайваньском празднике поедания дракона.
Слова подбирала волшебные, чтобы остановить взбесившийся маятник часов, допрос с пристрастием себе устроила – не скушала ли тухлый сыр, от которого: я, часы с маятником, центробежная сила – плод моего больного воображение, художественно оформленные мысли шпагоглотательницы в бреду.
Взяла бы себя в лапки, но нельзя отпустить; внизу – бездна с самураями, и каждый самурай себе харакири делает, живот вспарывает и любуется кишками, называет их – Поработители.
Дух захватило от чертоляски, не перевести дух.
Из часов горох вылетает, может быть, и не горох, а – Воздаяние мне за грехи, – в лоб стучит, а на зуб не попадает – бессмыслица Королевского Двора.
Скорость мне мозги выдувает, я задумалась: не мать ли я героиня со стажем, и за стаж положена мне премия – катание на маятнике.
Затем устыдилась мыслей своих недостойных, лучше бы пьянствовала по дворам, снимала бы с пропойц кольца и часы, угрожала бы ножиком и раздавала оплеухи на север, на юг, на запад, и, конечно, на восток!
Безразличие нахлынуло над пропастью – что воля, что Марья Искусница в лапах водяного – всё одно.
С высоты Вселенной, даже в масштабах одной нашей Галактики, мышь — отважная и красивая, умная и впередсмотрящая, с навыками альпинистки – превращается в материальную точку, без веса, без размеров, без вкуса и без запаха.
Обидно стало, что жирные мои ножки ничто не значат для Вселенной и повелителей Чёрных дыр.
Злобу я затаила на Мировой Разум, шепчу на сверхсветовой скорости разогнавшегося маятника (железо от скорости плавится):
«Пусть я проживу полной жизнью один час на маятнике старинных часов, но не очерню себя грязными поступками, не покажу злопыхателям дурную свою сторону – так доблестная Дюймовочка не сдаётся в плен Принцу на Белом Хорьке.
Жизнь – песчинка в глазу Дракона Времени!
Грязные поступки не отмыть, а грязные лапки – всегда, пожалуйста, отмоем с пониманием, даже маникюр и педикюр наложу!»
Осмелела, глаза бы открыла широко навстречу опасности, но ветер встречный слезу вышибает и превращает меня в азиатку.
Вместо кукушки из часов вурдалак деревянный на пружинке выскочил – причуды высоких скоростей; глаза красные, язык трубчатый ко мне тянет, кровь мечтает высосать.
На крейсерской скорости вурдалаку отвесила оплеуху – мама, горюй!
Голова вурдалака в одну сторону, ноги в другую, в бордель имени Цурюпы.
Щепки летят – к лучшему, к осознанию своих привилегий и возможностей всем, кто видел бесславную кончину вурдалака – так исправляется Емеля на Печи, превращается в Илью Муромца. – Мышь зашипела гадюкой под корнями ивы, прыгнула на лицо графини Алисы, словно сдавала нормы ГТО. – Не часы ты, графиня, и не маятник Фуко с одним глазом многострадального паяца.
Ох, не Сергей Иванович Королёв ты, поэтому – не страшно, зубы не выпадают снежным веером!
Прими с поклоном оплеухи от меня, не сопротивляйся, исповедуй несопротивление злу, совершеннолетняя.
Оплеуха! Оплеуха! Оплеуха!
— Полноте, мон ами мышь! – графиня Алиса с брезгливостью схватила мышку за хвостик, раскачивала – точь-в-точь маятник Фуко. – Пощадила бы тебя, хулительница науки; простила бы дурное поведение, мечты стать пауком и оплеуху дракону времени в часах, ты приняла кукушку за вурдалака, но ни вурдалак, ни кукушка, а – дракон, пожиратель секунд тебе явился.
Нет у него брони, и должность незавидная — куковать.
Если бы каждый человек превратился в зеркало, а каждая мышь в золотую монету, то ничего бы не изменилось на Земле: текли бы реки, плакали бы над двойкой ученики – потешно, но приводит в военный госпиталь, где оторванные руки и ноги меняют на пластмассовые.
Самсон оторвал голову льву, и заменили льву голову на мраморную; ничто не изменилось в истории человечества – со своей ли головой лев, с мраморной – безразлично истории и археологии, как безразлична для белки нефтеналивная машина.
Обидела ты меня мышь оплеухами, не прощу тебя, хотя за тобой – кроме твоего хвоста – тянется длинный хвост истории людей и животных Страны Оплеух.
Долг Государства красен платежом жителей: в харю, по лусалу твоему безмозглому – ощути туман невыносимой боли, сердечных моих страданий: замуж за Принца желаю, но не имею ни сил, ни возможности потребовать жениха, потому что — робкая, застенчивая, порядочная, честь блюду и каждому столбу кланяюсь.
Лучше в болото с головой и с веригами чугунными, чем запятнать себя легкомыслием, навлечь тяжелый рок, липкий, как пальцы пасечника. – Графиня Алиса отвесила мышке всего лишь одну оплеуху, но бедное маленькое животное с классовой ненавистью под хвостом улетело в Тартар, в Чехословакию, в горы Татры.