Алишер

– Алишер, – прошептал тот.

– Как? – голос Назара Петровича стал сиплым.

– Алишер.

– Алёша… Алёша…

– Алишер, – упрямо повторил мальчик. – Меня зовут Алишер, не «малой», не «Алёша», не «пацан».

– Да что ты заладил-то? Понял я! Понял! – резко и громко вскрикнул старик. – Сидишь тут, как кисейная барыня, капризничаешь, помощи принять не хочешь. Того гляди помрёшь, и в твоей смерти тоже я виноват буду, да?

Мальчик удивлённо посмотрел на него.

– Молчишь? Глаза таращишь и молчишь. А я знаю, о чём ты думаешь! Помереть решил, засранец. А я мучайся до конца дней своих?! Ешь быстрей и спать ложись! Приду завтра.

Назар Петрович вскочил и быстрым шагом пошёл в сторону дома. Алишер пожал плечами, тяжело поднялся. Его качало, и он не смог отнести всё под балкон за один раз. Сперва отнёс пакет с едой. Пришлось возвращаться, но для этого он минут двадцать собирался с силами. Голова кружилась. И он уснул, так и не пообедав.

А старик вернулся домой и не смог сдерживать больше слёз. За всю жизнь их накопилось столько, что пожар потушить хватит. Хоть и многое он вытащил на свет благодаря мальчику. Но главная боль его сидела внутри. И боли этой имя – Алёша.

Есть такая пословица – седина в голову, бес в ребро. Ему исполнилось пятьдесят, когда он встретил Аню. Молодая, дерзкая, красивая. В свои двадцать семь уже дважды замужем. Она редко грустила, была полна оптимизма. Иногда он сравнивал свою жизнь с душной комнатой, а Аню с открытой балконной дверью, откуда тянет свежим воздухом. Он всегда с пренебрежением относился к похождениям друзей «налево». Не то что бы осуждал, но и не одобрял. А тут завертелось так, что и подумать некогда. Он помолодел, часто находился в жизнерадостном настроении, силы появились откуда-то, как у пацана восемнадцатилетнего, и он переделал кучу отложенных дел. Наташа, жена, конечно, всё понимала. И его поздние возвращения, и срочные командировки, и запах духов. Но молчала, как воды в рот набрала. А Аня уже вовсю кружила с разговорами вокруг его развода. И Назара Петровича всё чаще посещала мысль: «А почему бы и нет?». Ну а что? С женой давно душевной близости нет, все разговоры только о быте, сыне да что подарить Ивановым на день рождения. В интимной жизни и в молодые годы всё было пресно, не так воспитаны оба. А Аня… Аня была в курсе всех событий. Она отличала Рейгана от Рузвельта. Ей были интересны его достижения и, конечно, уровень доходов, военные льготы и наличие сбережений. В сексе она проявляла такую фантазию, что Назару Петровичу и на ум-то прийти не могло. Одевалась она стильно, со вкусом. Наташа, конечно, в свои годы выглядела тоже хорошо, ухоженно. Но не имелось в ней той харизмы, шарма, искры, чем так богата была Анечка. Дошло до того, что на юбилей к сослуживцу Назар Петрович пошёл с Аней, а не с женой. Конечно, Наташе тут же всё доложили, но и здесь она смолчала. Он был удивлён, но размышлять на эту тему не стал. Его закрутила-завертела лебединая песня молодости. А причина молчания супруги была проста. И в один прекрасный день она спокойно, как бы между прочим, сказала ему:

– Я беременна. Четыре месяца почти.

Он так и замер с открытым ртом на добрую минуту.

– А что ж ты раньше-то молчала? Ведь срок-то уже большой.

– Я бы и сейчас не сказала, если б живот уже расти сильно не начал. Ты ж ничего не замечаешь вокруг, не до того тебе сейчас… Ты, Назар, поступай, как считаешь нужным. Я неволить тебя не стану, уйдёшь – отпущу. Но и ребёнка не увидишь. Не из вредности, нет. Не хочу воскресного отца детям своим. Как-нибудь выкрутимся. Андрюшей ты и так не очень-то интересуешься. А маленький пусть лучше не знает тебя вовсе, чем переживать да мне неудобные вопросы задавать. Ты не подумай, я не в обиде на тебя. Так уж сложилось. И моя вина в том есть.

Механически доев обед, он уехал на службу. И домой в тот день не вернулся, и на следующий – тоже. Но не к Ане он пошёл. А взял отгул два дня и на дачу уехал. И там, в тишине, капитально всё обдумав, принял решение. Он остаётся в семье. Не мог он предать ещё не рождённого сына. В том, что будет мальчик, Назар Петрович не сомневался. Хоть и привык доверять больше фактам, а не чувствам. И, что самое интересное, он уже любил его. Он и сам не мог объяснить происходящего в его сердце. Андрей, живой, говорящий и ходячий не вызывал в нём никаких чувств, кроме долга. А тот, кто жил пока только в утробе матери, которого он и не видел ни разу, да и узнал о нём пару дней назад, отзывался в сердце таким водопадом чувств, каких никогда не было по отношению к старшему сыну. И имя он уже выбрал – Алексей, Алёша. В честь прадеда. Тот был очень сильным, волевым, решительным человеком. Жизнь его ломала всячески, да не сломала. Выстоял он все невзгоды, вырастил восьмерых сыновей и умер в здравом уме аж в сто четыре года. С детства деда Лёша был его кумиром.