Алистер (СИ)

— Не будьте так строги, он не настолько плох! — начал оправдываться брат старшего. — Из нашего риса делается хорошо продаваемое саке, бабушка. Доходы от него превышают доходы других марок.

— Но оно не лучшее, — парировала, как нечего делать, бабка. — Рю-кун всё исправит. А этот выпивоха нам все продажи пропил! Мой муж отдавался делу, а этот бездарь губил наше дело. Не говори ничего, и слышать не хочу.

После они все без лишних разговоров заполнили гостиную, дабы попасть в объектив, тут же появился глава семейства старший Куросава и повёл с собой жену, которая, завидев мужа, как-то, что ли, успокоилась, но не до конца, так как ей было неудобно перед всеми родственниками непонятно за что. Как девушек учат не высовываться, так она и поступает, не открывает рта. Муж смягчает пребывание у родни, но легче не становится, когда они просят привести и Рю. В этой семье она не имеет прав, ни малейших. Она всего лишь родила первенца, иного от неё не ждали или, заметим, ожидали. Давно не рождался с первого раза мальчик, и когда это, наконец, произошло, никто не поверил. Это было для данного круга чудом, благословением.

За те секунды, когда был сделан снимок, мне показалось, что Рю там еле дышал. Я не разглядел, как поднимается грудь, как вздуваются ноздри, ни единого звука от него не донеслось. Веки его открыты, но белка не видно. Всеобъемлющая чёрная радужка заполнила пространство, он не моргал.

Как пугал Куросава людей, так и пугает до сих пор. Правда или нет, здесь сужу я.

— Жаль, я родился поздно, тогда мы бы могли оказаться на этой фотографии вместе.

Он поворачивает страницу, а фото там с огромной временной разницей. Мою озадаченность заметил Акира и объяснился:

— Треть взрослых родственников умерло, и не до праздников было.

Зато я мог увидеть Рю в восемь лет. А впрочем, не было много диалогов.

— Зачем мы фотографируемся? Зачем все эти снимки? — молодой Куросава подошёл к отцу. Озадаченность была, ибо они фотографировались каждый совместно проведённый праздник. Это было нерушимой традицией.

— Мы должны чтить память о семье, — будто заученным текстом остановил он речи сына.

— Нечего чтить, — пробурчал себе под нос Рю, картинно улыбаясь напротив камеры.

— Меня редко снимали, со мной тут всего две фотографии, но я даже не помню этого.

На следующую у меня не хватило сил, правда. Отодвинем факт, что у меня нет настоящих составляющих тела, но мою черепную коробку словно ковыряли тупой иголкой, до меня по-тихому добирались окружавшие нас бумажные изображения. Пора бы отсюда сваливать. И поживей. Мне скоро станут угрожать, и я бы отложил этот момент подальше от меня и дома моего клиента. Что-то не нравятся мне эти бездушные отголоски, исходящие прямо от памятных изображений.

Подчиняться — не по мне.

Это твоя обязанность как члена семьи фамилии Куросава.

Снова донёсся до меня отголосок прошлого.

Ты не один.

Да пропадёт всё пропадом.</i>

Ты не должен… — Стук о дерево.

Подумай о нас… Подумай о нас… Подумай о нас… Они не имеют права на меня.