Вот и отлично, а то я мог в точности разглядеть все Куросавины прелести. В ванную Акира, похоже, проник легко и добыл фотку своего братика. А Рю тем временем краснел от злости, когда вытирался полотенцем, наконец закрывшись от посторонних глаз. Ребята, да вы полегче, меня запросто могут осудить в вашем мире, и моя совесть не будет так уж чиста.
Я скосил взор незначительно влево, где история продолжилась.
Не видно, что Куросава серьёзно относился к предложению старшего, а после увидел в конце коридора маленькие ножки, скрывшиеся за поворотом. Этому ребёнку ещё учиться и учиться быть папарацци. Рю мне показался ещё больше разозлённым, но вкупе с умиротворённым, уравновешенным лицом — пугающим.
Меня буквально захлестнули другие воспоминания, стоило мне сделать ненужный вдох. Дальше они перемешивались, сливались, контексты меняли форму, и я понял, что хватит, достаточно. Вся комната Акиры — лишь детская игра, мне необходимо кое-что повесомее, чем шалость ребёнка. Но и отрицать, что мне они не помогли, я не позволю. Как я говорю, надо знать цену фотографиям. А у меня-то ни одной. Моя личная ирония.
Я бы с радостью остался специально для изучения хронологии и описания действий, однако я вовсе не этого жажду. У ребёнка есть более серьёзные секреты от меня или от других, если уж на то пошло. Я нашёл свой источник фотографий, а информация из живых уст так же полезна, как и каша по утрам.
— Удивлён, браво, — я сдержанно похлопал мальчишке, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов. Делал я это с затуманенными глазами, я сместил обзор, ибо снова утону в семейных сценах своего клиента, взглянув хотя бы на рандомный снимок.
— Спасибо, что оценили. Для меня Рю-сан — кумир. Кроме него я лучше не видел. Эх, жаль, мы с ним непохожи, я бы на всё пошёл, получив бы за это похвалу или улыбку Рю-сана.
— Во-первых, не за что, а во-вторых, не ожидал. Я заметил, Сумико-сан такого же мнения.
— Да, она без него жить не может!
— Прямо-таки не может?
— Она сама так однажды сказала. И я понимаю почему. Рю-сан идеален, он единственный ребёнок её старшего сына, а значит, на нём будет держаться семейный бизнес. Фамилия Куросава передаётся всем в семье, но главный только старший сын, ему-то и достанутся рисовые террасы. Он притворяется, что вечно злой и недовольный, вообще Рю-сан… Я даже не могу описать, какой он. Представьте небо ночью, со звёздочками, так вот, Рю-сан — созвездия. Вот такой он прекрасный брат. Всегда мне помогает с уроками, особенно с геометрией, — Акира мечтательно подпёр подбородок кулачками, лёжа на кровати, а думы его летели впереди планеты всей. В нём столько вдохновения и детского обожания, аж дух захватывает. — А у вас есть брат?
— К сожалению, нет. Мне не повезло так, как тебе. Но я всегда рад увидеть счастливую семью.
— Надеюсь, я не трачу ваше время?
Соврать или признаться?
— Нисколько, ты хорошо рассказываешь, складно. Так что ты там говорил о рисовых террасах?
— А, точно. Несмотря на значение нашей фамилии «чёрная трясина», наша семья занимается выращиванием риса уже очень давно, и передаётся дело лишь по мужской линии. Если не родился мальчик, то женщина должна рожать до того, пока тот не родится. Тут в моём присутствии предпочитают замолкать. Так вот, у бабули родились два сына, младший из которых мой отец, а старший — отец Рю-сана. Через несколько лет он станет главным в семье, а нас много, о-очень много, рожали ведь.
— А тебе нормально это всё говорить мне? Я же абсолютно чужой человек.
— Как это? Вы же друг Рю-сана?
— Разумеется, — как нечего делать, отвечаю я.
— Всё, убедился. Я вам верю.
Я крайне обескуражен. А что, мне нравится. Мне выпала редкостная возможность не обрабатывать мозги близких клиента, узнавая о них больше, чем в частой практике. Может, я возьму чересчур показаний, чтобы придумать ему приговор.