Алистер (СИ)

Только после этого я вникнул в фотографию, но на тот промежуток, на который она рассчитана, я всего-то успел поймать шум и одинаковые тексты благодарностей. Молодые пожимали друг другу руки, старые же глядели на них с любовью и признательностью, но ещё с ужасным недовольством.

— Моя дочь посмела не прийти ко мне, а отобрала квартиру и всех моих внуков! — говорила одна бабушка другой.

— Нас всех тут бросили, так зачем вспоминать о тех, кто запихал нас сюда?

— Именно. Лучше рожать сыновей. Дочери всех упекают в эту тюрьму слабого режима. — Вторила та.

— Зачем тюрьмой-то называть? В этом доме нам ходя бы рады. — Она хотела переубедить подруг, но тоже находила в тех словах правдивость.

— Ладно. Упекают и платят. Поднимают экономику. Но нам какой прок в этого?

— Где-то жить всё-таки надо. Жаль, ведь родила сына, а его невестка ненавидела меня за то, что я якобы деньги из их семьи забирала. Они обязаны обеспечивать своих родителей, иначе какой смысл было растить их? Я рожала для чего?

— Хорошо сказано. Благодарны должны быть, что из-за них мы потолстели на десять-двадцать килограмм после родов. Теперь есть у нас только эти молодые люди. Шарлотт, например, каждые день ко мне заходит и проверяет, всё ли со мной в порядке, предлагает поесть и воду подносит.

— Волонтёров пруд пруди. Ты особо не радуйся.

— Месье Алистер?

— Что, звёздочка моя?

Она заметно смутилась из-за моего обращения. Я уже не придаю прозвищам значение в последнее столетие. Само вырывается, ничего не поделаю. Но есть те, кого хочется и вишенкой назвать, и я не сдерживаюсь.

— А когда вы пойдёте к моей маме?

— Могу поинтересоваться зачем?

— Ну… я же говорила про крики и скрип, — потеряла Банжамин какое-либо стеснение.

— А я тот друг, который не любит ломать кровати.

Она меня не поняла, но всё равно кивнула.

Время уже приближалось к вечеру, солнце опускалось к горизонту, но мне как будто нечего делать. Я догадался, в чём проблема Шарлотт, в чём её заслуги, и в правильный момент смогу надавить на неё, если того попросят обстоятельства. Так что мне делать? Конечно же, вести беседы с ребёнком. Она помогала в доме престарелых и заботилась о людях почтенного возраста. Это вполне сгодиться за причину моего появления.

И у меня теперь не две роли: Проводник и левый знакомый. А все три: муж, друг и внутренний Проводник, который опасается раскрыть себя даже своему клиенту.

Я на секунду отвлёкся от Банжамин и прислушался. На этот этаж дома кто-то поднимается. Я хорошо различаю шаги и могу заверить, что они будут топтаться у порога в эту квартиру. Уверенный шаг, чёткое направление. Мужчина.

А Шарлотт тем временем на цыпочках подобралась к двери — на лицо моё поползла улыбка. Хоть что-то интересное!

— Я сейчас, подожди меня минутку. Я не буду тебе запрещать выходить. Можешь делать всё, что хочешь.

Она впустила незнакомца, и я стремительно вышел из детской, облокотившись плечом о стену.

Какой-то мужчина начал целовать мою жену прямо у порога. Так дело не пойдёт. Она даже не пыталась сопротивляться. И это на глазах собственного мужа!

— Кхм-кхм, — подал я знак. Он не помог. — Кхм-кхм!

Только после второго раза на меня повернулись голубки.

— Ой… — выдавила Шарлотт, но мужчина распахнул в ужасе глаза и оттолкнул женщину насколько можно дальше.

— Жак? — нахмурил тот брови.

— Удивительно, правда?

— Я же был на твоих похоронах…

— А я же говорила, что он не умер.

— Замолчи, ты просто сумасшедшая!

С этим я бы с радостью согласился, но, похоже, явился «мой» соратник.

— Это я, Альберт, ты меня помнишь? — он хотел от меня чего-то добиться, но я всего тихонько кивнул и повернулся к нему, делая вид, что тоже как-то разглядываю. Главное слово — «как-то», потому что у меня даже прорезей для глаз нет.

— И что с этого? Меня больше интересует, каким боком ты здесь.

— Поверить не могу… — не унимался Альберт. — Тебе же в голову попало… — он ринулся ко мне проверять голову, но я толкнул его легонько, но действенно.