Алитет уходит в горы

Ниловна, пожилая женщина, работала на «Совете» судомойкой, но по просьбе Лося капитан списал ее на берег. Здесь в столовой ревкома она стала шеф-поваром и отлично готовила блюда из оленины и дичи. Эта расторопная женщина успевала делать все: и готовить, и накрывать стол, и подавать.

Когда ревкомовцы пришли обедать и сели за стол, Лось сказал:

— Ниловна, ты подожди подавать. Присядь пока, — и, обращаясь ко всем, продолжал: — Плохо, товарищи, мы начинаем жить.

— Аль не нравится, как я готовлю? — тревожно спросила Ниловна.

— Нет, очень хорошо, Ниловна. О другом хочу я сказать. Среди нас оказались нытики. Мне стало известно, что отдельные члены нашего коллектива начинают бузить. Они, заботясь больше о собственной шкуре, недовольны, что я отдал уголь. Будем говорить прямо: эту склоку затевает начфин Прыгунов, — и Лось пальцем показал на него. — Такое поведение недостойно советского человека. Стыдно, товарищ Прыгунов! Даже старик Ильич — и тот сказал мне: «Ты хорошо поступил, Лось. Как настоящий охотник поделился углем», — и, побагровев, Лось крикнул: — А ты что за разговоры затеял?! Боишься замерзнуть? Рыбья кровь у тебя? — И, передохнув, спокойно добавил: — Не бойся, не замерзнешь. Кончится уголь — замок на ревком и все по ярангам. От этого будет только польза и народу, и всем вам. Вот все, и чтобы никогда больше не возникал этот вопрос. У нас есть более важные дела. Ниловна, давайте обедать.

В столовой стояла тишина, лишь слышались шаги удаляющейся в кухню Ниловны. Кто-то попросил слова.

— Никаких слов, никаких обсуждений. Все ясно и все кончено, — твердо сказал Лось. — Меня больше беспокоит судьба милиционера и учителя Дворкина, чем вся эта пустая, никому не нужная болтовня. До сих пор мы не имеем о них никаких сведений. И я решил выехать в северную часть побережья. Нет слухов и о геологе. Я уеду, может быть, сегодня. А вы больше общайтесь с народом. Это поможет вам быстрее освоить язык и понять душу народа. А душа у него хорошая… Вернусь через полтора-два месяца, всех раскомандирую по стойбищам. К весне проведем первую конференцию. Поставим два вопроса. Первый вопрос: национальная политика советской власти и работа родовых советов. Второй вопрос: морской зверобойный промысел. И сами подумайте над этими вопросами. Если я задержусь, тебе, Осипов, придется съездить в стойбище Лорен. Надо поглядеть, как там торгует Жохов. Всеми мерами укреплять положение Ярака как заведующего пушным складом! В своих письмах Жохов подбивает под него клин: свалить хочет. Жохов — чиновник, деляга. Дальше своего носа ни черта не видит. Красному Кресту, школе понадобится помощь — окажи. Поинтересуйся, работает ли Мэри медицинской сестрой. И — что особенно важно — обязательно добейся, чтобы Мэри рожала в Красном Кресте, а не у шамана. Понял? Поговори с врачами и с Яраком. Это тебе боевое задание.

— Подозрительно что-то, Никита Сергеевич, что вы так хлопочете о ней, — с улыбочкой сказал секретарь ревкома.

— Что?! — вспылив, крикнул Лось, но тут же спокойно сказал: — Секретарю ревкома полагается быть немного умней. Направление твоих мыслишек — это начало сплетен… Так вот, Осипов, это — очень важное дело. Вырвать роженицу у шамана нелегко. Врач пишет: не идут в больницу. Мэри должна положить начало этому. Так и скажи ей: Лось велел.

Ниловна принесла кастрюлю и проворно стала разливать суп.

— Я не хочу супа, Ниловна, дай мне сразу второе, — сказал Лось.

— Да что вы, Никита Сергеевич! Попробуйте. Вы такого супа во владивостокском ресторане не ели. Знаете, какой жирный олень попался?

— Разве попробовать? — улыбнувшись, спросил Лось.

— Обязательно, обязательно. А то я и от работы откажусь.

— Ну, тогда придется, раз такие крутые меры, — и Лось заставил себя есть суп.

После обеда он пошел в старый ревком, где разместилась радиостанция. Он шел по скрипучему снегу, мороз приятно пощипывал лицо. Лось дышал полной грудью.

Он вбежал на крыльцо, с шумом вошел на радиостанцию и весело, ласково спросил:

— Ну, как, Илюша, дела?

Молодцов снял наушники и с сияющим лицом ответил:

— Только что Петропавловск принял наши телеграммы в губревком. Теперь выясняю позывные Колымы на всякий случай.

— Хорошо, Илюша. Я тебя премирую медвежьей шкурой. Хочешь?

— За что, Никита Сергеевич? — смущенно спросил Молодцов. — Я еще ничего не сделал.

— Потом сделаешь, Илюша.

— Да, конечно, я буду стараться. Только зачем мне медвежья шкура? Пожалуй, государству она больше нужна.

— Правильно, Илюша. Но премировать тебя мне хочется.

Молодцов растаял в улыбке.

— Знаешь, чем я тебя премирую?.. Десятью тоннами угля.

— Вот это хорошо! А то я слышал: там у вас распределили уголь и по плану выделили мне тонну с четвертью. А ведь аппаратура у меня здесь. Надо ее содержать в нормальных условиях.

— Десять тонн получишь.

— Вот за это спасибо, Никита Сергеевич!

— Губревком запроси от моего имени: не знают ли там адрес Жукова, где он теперь?

К вечеру Лось один, без каюра, выехал в северную часть побережья.

Глава девятая