Алитет уходит в горы

В ложбинках уже зазеленела трава, испещренная цветами, которые выскочили тут же, как только сошел снег. Даже зверь не топчет их, обходя разноцветный ковер по его кромке.

Красные, голубые, желтые, на тонких стебельках, цветы словно прислушиваются нежными, прозрачными лепестками к струящимся потокам теплого воздуха. Будто настороженно они следят за солнцем и, как только оно опустится к горизонту и охладится воздух, быстро закрывают свои лепестки.

И в ложбине сразу гаснет разноцветный ковер.

Около яранг дремлют собаки, изредка лениво открывая глаза. Теперь они уже не возят груженые нарты и, развалившись на пригретой солнцем морской гальке, целыми днями лежат вытянувшись, а не сжавшись в комок, как зимой. Они набираются сил для зимней работы.

И море в эту утреннюю пору словно разленилось. Оно еле-еле колыхалось, нежно облизывая наносный галечный берег.

Тыгрена сидит на берегу моря и, веселя своего сына Айвама, бросает в воду камешки. Сегодня и ей не хочется шить торбаза пастухам.

Тыгрена одернула цветное ситцевое платье и улыбнулась. В черных глазах ее блеснул огонек. Небрежно откинув косы за спину, она подумала:

«А как противно было надевать это матерчатое платье!»

Разглядывая цветочки на нем, она вспомнила Алитета — и сразу погасла улыбка, уступив место тревоге и страху; так гаснет цветок, почувствовав холодное дыхание ночи.

Алитет уехал на пять дней. Но прошло уже больше двадцати, а его все нет и нет. Все-таки лучше жить, когда не видишь его злых глаз.

Айвам уже научился ходить и звонко смеяться. На нем пыжиковая с капюшоном, отделанным росомахой, кухлянка, красивые маленькие торбаза, вышитые разноцветными оленьими ворсинками. Он с любопытством смотрит на море, на мать, на все, что видит вокруг. Айвам тоже весел.

Тыгрена, любуясь нм, следит за каждым его движением, за каждым вздохом, за каждым взглядом его черных глаз. И ею овладевает великое чувство радости. В порыве нежности она хватает мальчика, высоко поднимает его, потом, прижав к себе, целует своего Айвама.

Она держит его в своих сильных руках и говорит:

— Айвам, это море! Ты будешь великим ловцом! Я сама научу тебя ловкости. Ты станешь настоящим человеком.

Глядя на море — источник жизни, Тыгрена опять вспомнила Алитета.

«Всегда так, — с досадой подумала она: — дома нет его, а в голову все-таки лезет».

И беспокойные думы потянулись одна за другой, как морские волны:

«Опять скоро вернется. Хорошо, что недолго будет в стойбище. Живет в дороге. Луна из маленькой сделалась большой, а он все ездит и ездит. Пусть. Пусть долго не приезжает».

Удивительная пора стоит на Севере в это время! Земля так залита солнцем, что глазам больно. Оно щедро посылает свои длинные лучи на землю, радуя человека. Но будто и этого недостаточно: из-за гор поднимается луна. Полная, огненно-красная, она улыбается солнцу.

Тыгрена показывает на нее сыну:

— Смотри, Айвам, жена солнца вышла.

Вдали возле берега показалась байдара. Тыгрена громко и восторженно заговорила:

— Смотри, смотри, Айвам! Байдара! Это Ваамчо плывет!

Байдара шла с обнаженной высокой мачтой. От самой верхушки мачты до берега протянулся длинный тонкий ремень. Пять собак бежали по краю берега и тащили на ремне байдару. Быстро скользила байдара по гладкой поверхности моря, приближаясь к стойбищу Энмакай.

Подросток-погонщик в одних нерпичьих штанах бежал рядом с собаками, и на его темно-коричневом теле играло солнце.

Подошла байдара. Ваамчо прыгнул с нее прямо в воду. Задыхаясь от желания рассказать необычные новости, Ваамчо подбежал к Тыгрене. Лицо его было взволнованно, и, хотя в байдаре он не работал веслами, пот выступил на его шее. Он молча сел у ног Тыгрены и, глядя в море, тихо проговорил:

— Тыгрена, дурные вести привез я. Я узнал их в соседнем стойбище.

— Какие, Ваамчо? — тревожно спросила она.

— Хищный морж потопил вельбот Алитета. Пропали люди. Все пропали. Много наших охотников пропало.

— Утонули?! Все? — переменившись в лице, испуганно спросила Тыгрена.

— Все утонули. Только Чарли-Красный Нос вылез на льдину. Его нашли, когда он умирал… И Алитет утонул.

Радость и горе смешались в душе Тыгрены. Она не могла стоять и села на гальку. Прижав сына к груди, она сидела молча. Молчал и Ваамчо. Люди вытаскивали байдару на берег.

Тыгрена ласково взглянула на сына.

— Айвам, теперь, пожалуй, будет перемена жизни, — шопотом сказала она.

На мгновенье счастье отразилось на ее лице. Теперь никто не заставит ее жить в Энмакае. Нет больше Алитета. И опять на лицо набежала грусть. Сколько женщин сразу осталось без мужей! И Туматуге, и Апа, и Кейнин, и Вальхиргын. А Гырголь? Он совсем недавно женился.

«Жалко людей», — с грустью подумала Тыгрена.

Она долго сидела молча, и Ваамчо не мешал ей думать. Даже Айвам притих, не понимая, почему мать не смеется. Вдруг Тыгрена порывисто встала, взяв сына за руку.

— Ваамчо, — решительно сказала она, — я завтра ухожу из стойбища Энмакай. Я пойду искать Айе. Теперь я буду жить рядом с ним.

— Тыгрена, он живет с русскими в одном стойбище. Ушел он от кочевников.