Алитет уходит в горы

Уходя, Лось крепко пожал руку Мэри. Она задержала его руку в своей и вдруг прикоснулась к ней губами… Лось порывисто отдернул руку.

— Что ты, что ты, Мэри! Это нехорошо! — нахмурив брови, проговорил Лось.

Мэри испугалась и покраснела. Она не знала, что это нехорошо.

Лосю показалось, что она обиделась, и, положив руку на ее горячее плечо, он нагнулся, поцеловал ее в лоб и молча вышел.

— Она способная девушка. Грамотности, а вернее образования, у нее не хватает, — сказал Петр Петрович, встретившись с Лосем.

— А вы знаете, доктор, я бы на вашем месте стал из нее готовить акушерку. Это очень важно.

— Надо подумать, — ответил доктор.

В пушном складе уже работали женщины. Ржаной мукой крупного размола они чистили песцовые шкурки. Рультына хорошо знала, как обезжиривать их. Каждая женщина показывала ей свою работу, и если Рультына говорила: «Хорошо», — шкурки относили в другой угол. Рультына работала с таким усердием, с каким ни разу не трудилась за всю свою жизнь с Чарли. Ярак сказал, что, хотя все шкурки висят в складе Жохова, хозяин им Лось.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Алитет лежал в пологе на старенькой оленьей шкуре. Он неподвижно смотрел в потолок, лицо его было мрачно, и никто не решался с ним заговорить. Он лежал и думал:

«Что случилось на берегу? Почему люди становятся такими, какими никогда не были? Пожалуй, все это от учителя. Даже Гой-Гой любит бегать к нему. Сильный человек! К сильному всегда бегут. Но ведь он не товарами сильный человек? У него, кроме бумажек-рублей, ничего нет. Что это за сильные бумажки? И в торговой яранге начали торговать за рубли-бумажки».

Алитет достал из ящика бумажный рубль и долго вертел его в руках.

«Разве эта бумажка лучше песцовой шкурки?»

Он пренебрежительно бросил ее в ящик и опять уставился в потолок.

Алитет вспоминал вчерашний разговор с сыном. Гой-Гой весело рассказывал, что русский переселился от Ваамчо в свою деревянную ярангу. Учитель наставил там пять жирников, и Уакат еле успевает следить за огнем. При каждом зарождении луны учитель дает ей за это сильные бумажки-рубли, за которые привозят ей столько сахару, патронов, муки, табаку, будто она посылала лучшие песцовые шкурки. Вдобавок она еще родовой совет и за это получает рубли-бумажки. Она даже забыла дорогу в ярангу Алитета.

Наргинаут жалостливо посмотрела на мужа, взяла хорошую оленью шкуру и положила ее рядом с Алитетом.

— Чарли, — сказала Наргинаут, — эта шкурка помягче.

— Я перестал быть человеком, сильным товарами. Придется уходить в горы, надо привыкать к жесткой постели. Убери ее! — раздраженно крикнул он и ногой отшвырнул шкуру.

Дремавший в углу Корауге вздохнул, услышав голос Алитета. Он лениво потянулся к бубну и ударил по нему. Бубен зазвенел.

— Не надо! — сердито крикнул Алитет. — Думать мешаешь. Все равно духи перестали слушаться тебя.

Корауге с недоумением взглянул на него бесцветными глазами и положил бубен.

В пологе опять воцарилась тишина. Алитет напряженно думал:

«Непослушны стали люди. А Тыгрена? Она всегда подставляла свои уши, когда летели новости от русских; она бежала туда, где останавливались русские, и трудно было уследить за ней. А теперь она ни разу не заглянула к русскому. Учитель звал ее, она не пошла. Учитель пришел сам в ярангу, и Тыгрена не открыла уши для его слов. Все перевернулось, все перепуталось, как собаки в упряжке при быстром беге с горы».

Тыгрена жила в отдельном пологе, редко выходила из яранги и неустанно шила торбаза. Она примирилась со своей судьбой. Все равно теперь нет Айе. И она даже рассердилась, когда Алитету в русской фактории отказали в товарах. Только на два песца дали, а остальные Алитет привез обратно. Он не захотел отдавать пушнину за бумажки-рубли. Заскучал Алитет. Ездить перестал. Наверное, стыдно ему с пустой нартой ездить.

И в первый раз за все время Тыгрене вдруг стало жалко его.

Алитет пришел в ее полог, Тыгрена покорно взглянула на него.

— Не надо шить торбаза, — сказал он. — С одними торбазами не поедешь к кочевникам. Патронов нет, табаку нет, спичек нет. Осталась только таньгинская пища: мясо в железных коробках, фрукты, масло, лук, перец. — И Алитет, сморщив нос, добавил: — Кому они нужны?

Тыгрена молча смотрела на Алитета.

— Если Браун не приедет в это лето к ущелью Птичий Клюв, надо уходить в горы. Подальше от русских. Их много прибавилось на побережье за этот год. Кочевать надо. Соберу всех оленей, собью их в одно стадо. Мало только оленей. Наверное, две тысячи. Смеяться будут кочевники. Еще надо купить. За песцов надо купить оленей. — И, с грустью покачав головой, добавил: — Только не станут продавать оленей за песцовые шкурки. Им товары нужны.

От тяжкого раздумья лицо Алитета покрылось испариной. Он присел на оленью шкуру рядом с Тыгреной.

— Ты слышал, Чарли, новость? — называя его новым именем, спросила Тыгрена. — На реке Кувэт объявился какой-то новый русский. Из горячего железа делает ножи и топорики. Всем делает, кто принесет кусок железа, а железа у людей нет. Из старых топориков делает новые.

— Откуда эта новость? — оживленно спросил Алитет.