Его приветствовали ревом и свистом. Было видно, что у него немало сторонников, как, впрочем, и у реального Льва Даниловича Арнольдова, сумевшего своими либеральными обещаниями склонить на свою сторону значительную часть общества. Зеркальцева поразило, что у обоих псов семенники набухли так, что напоминали клубни под лосинами светлейшего князя.
Псы увидали друг друга, жутко оскалились, издавая рокот танковых двигателей. Жокеи спустили их с поводков, отскочили. И собаки, толкаемые ненавистью, ринулись навстречу друг другу.
Они столкнулись, как сталкиваются лоб в лоб два грузовика. Захрустели кости, затрещала лопнувшая кожа. Клыки стучали, как отбойные молотки. Из царапин и ран хлестала кровь. Это первое столкновение было подобно предвыборным дебатам. Арнольдов защищал права человека, призывал реформировать судебную систему. А Хлебопеков обещал усилить армию и добиться подотчетности губернаторов. Позиции второго казались сильнее. Арнольдов не выдержал натиска и побежал, огрызаясь, сбрасывая со спины наседавшего Хлебопекова. Покрывая друг друга ранами, они не оставляли полемики. Волоча клок содранной кожи, истекая кровью, Арнольдов продолжал настаивать на правовом государстве и десталинизации. Хлебопеков, с перекусанной лапой, хромая, гнался за врагом, обещая запустить «Булаву» и реанимировать группу «Любэ». Они поднялись на задние лапы, и казалось, обнимают друг друга, как в добрые времена, когда Хлебопеков передавал свое президентство испытанному и верному другу, не догадываясь о вероломстве последнего. Но их объятия были объятиями смерти. Они одновременно вонзили клыки в сонные артерии друг друга и стали сжимать челюсти, мощные, как медвежьи капканы.
Было видно, что в ход пошли последние аргументы. Арнольдов был готов выкатить на бывшего друга страшный изобличительный компромат. Хлебопеков, приготовив домашнюю заготовку, был готов предъявить публике огрызки ногтей, который стриг ему Арнольдов. Но силы их покидали. Глаза мутнели, становились оловянными, и скоро оба, бездыханные, упали на скошенный луг. Жокеи пытались разъять их окаменелые челюсти, пытались спасти их жизни. Но обе собаки в агонии дергали задними лапами, и из-под обоих текла мутная жижа.
Трибуны ревели. Через сетку летели стодолларовые купюры. Отец Антон, разгоряченный, как юноша, кинул на луг часы стоимостью в сто тысяч долларов. Начальник таможни швырнул золотой перстень. Обе Алевтины перекинули на луг свои туфли на высоких каблуках от Трусарди.
Бой был закончен. Мертвых собак, не разнимая, связали кожаным ремнем.
– На кого у нас вешают всех собак? – с хохотом прокричал Лагунец.
– На губернатора! – отвечали «конкретные товарищи» с золотыми цепями.
Мертвых псов навьючили на бедного губернатора, и тот, прихрамывая, через силу, повлек животных в соседний овраг.
Общество покидало трибуны, благо рядом в поле уже горели костры, дымились мангалы, и из жертвенного мяса, над которым была прочитана молитва очищения, готовили шашлыки.
Недалеко от Зеркальцева двое «конкретных» пили водку и сгладывали куски сочного мяса прямо с шампуров, которые им подносил услужливый губернатор.
– Такой хороший был с утра день. Ни одного трупа. А тут на тебе, сразу два, – говорил первый, принимая от губернатора шампур.
– Да ведь трупы не человечьи, собачьи, – отвечал второй, погружая зубы в коричневое мясо.
– А мне собак больше, чем людей, жаль, – сказал первый и выпил водку. На его шампуре оставался еще один несъеденный кусок, и он вернул шампур губернатору. – На, подкрепись. Чтобы лучше черепушка срасталась.
Губернатор поклонился и стал откусывать от мяса маленькие кусочки, продолжая благодарно кланяться.
Зеркальцев заметил, что по его расцарапанному лицу сочится кровь.
– Позвольте, – произнес он, достал чистый носовой платок и бережно отер кровь с лица губернатора. И в ответ на него глянуло измученное, печальное, затравленное лицо несвободного человека, тронутого почти до слез оказанным вниманием.
Когда шашлыки были съедены и общество собиралось в обратный путь, к Зеркальцеву подошел Лагунец, приобнял его:
– Как вы понимаете, не стоит до конца отождествлять собак с первыми лицами государства. Но вы могли почувствовать, какая сила таится в пророчествах старца. Кстати, хотел вас спросить. Вы разве знакомы с той безумной женщиной, которая что-то выкрикивала у святого источника?
– Первый раз ее вижу.
– Вы, кажется, сидели с ней рядом.
– Просто присел в тень дерева.
– Понимаю. Надеюсь, вы не придаете значения ее истерической выходке? Не кинетесь кого-то спасать?
– Да я и не знаю кого. Не понял, что она от меня хотела, – солгал Зеркальцев, тут же испытав чувство вины перед женщиной, которую жестоко тащили за волосы.
– Вот и хорошо. Мало ли что можно услышать среди этих оборванцев, не имеющих ни кола ни двора. Не забывайте, что вы в некотором роде уже состоите в нашем дворянском братстве. Ведь вы причастились кусочком звезды, и теперь она горит у вас в глазах.
– А что сделали с этой женщиной?