Алька. 89

Проводы Коляна Пятакова сбили этот вялый ритм. На проводах у него один из пацанов повёл себя не совсем адекватно, приняв на грудь больше, чем он мог поднять, этот селадон подкатил к сестре Коляна с предложением любви. Девушка она была взрослая, вполне самостоятельная, и вполне могла за себя постоять. Но предложение было сделано публично, в присутствии Кольки и меня, и сделано следующим образом. Этот сладострастник потребовал: «Ты должна мне дать». Такое заявление весьма развеселило даму его сердца, и она вполне резонно потребовала обосновать его смелые притязания: почему я должна тебе дать? Это попросил уточнить и Колян. Ухажёр обосновать не мог, но настойчиво требовал немедленно исполнить его желание, в общем, когда этот цирк надоел Коляну, он намял потенциальному зятю глаз. Оскорблённый отказом и некуртуазным поведением потенциального шурина, кавалер покинул благородное собрание, затаив в змеиной груди чёрный план мести. Суть плана мы поняли через десять минут, когда в квартире погас свет. Вскоре выяснилось, что погас во всём подъезде, а Колька, на минуточку, жил на девятом этаже. Попытки разобраться, что случилось с энергоснабжением, привели нас к осознанию неприятного факта: свет погас не по причине банального перегорания какой-нибудь вставки или предохранителя, отнюдь, какой-то олигофрен воткнул лом в шкаф энергообеспечения в подвале подъезда, и тот факт, что мы знали его имя, никак не помогал нам в исправлении ситуации. Фактически торжественное проведение проводов бойца в советскую армию было почти сорвано. Просто кто-то встал на пути этого важного политического мероприятия, честное слово, куда глядят власти и советская милиция. Кстати, милиция не заставила себя долго ждать, явились – волки позорные, стали колоть на признание, не на тех напали, проводы пошли в отказ. В итоге пара бутылок водки, предложение бухнуть в темноте и закусить, а потом задуматься – зачем нам портить себе праздник в самом начале застолья, заставили их отступить с позором. Советская малина ментам сказала нет, да простит меня Ахилл Левинтон за неточное цитирование. Кольку эти все перипетии огорчили, и он изрядно принял, и всё бы ничего, он был устойчив к полеганию, но когда мы дошлёпали до Хованского входа, эта зараза с хитрой мордой извлекла непонятно откуда пару бутылок водки. Заставил выпить нас, да и сам принял, как положено. Но в ворота вошёл на своих ногах. Слава богу, проводили Коляна.

Было утро пятницы, мне удалось отбояриться на работе и, придя домой, я завалился и проспал ровно сутки. Часов в двенадцать дня зазвонил телефон, я уже позавтракал, отдохнул, был в благодушном настроении, сняв трубку и услышав бодрый голос Коляна, был удивлён, но рад, что он смог позвонить другу, не понял, откуда, ещё с призывного участка или уже из воинской части. Колька бодренько поинтересовался, как мои дела, и услышав ответ, задал странный вопрос: «Ты вытрезвитель на Колхозной знаешь?» – «Нет». Не давая мне задавать пустые, не относящиеся к делу вопросы, Колян быстро отбарабанил адрес вытрезвителя, как проехать, и добавил: «Привези чего-нибудь из одежды: брюки там, рубашку, всё, не могу больше говорить», – и повесил трубку.

В полном недоумении, где Колян, где армия, почему одежду надо везти в вытрезвитель я полез в гардероб и, наткнувшись на свой летний костюм, подумал: почему нет, для лучшего-то друга. Костюм затребовал рубашку, рубашка – галстук. Не помню, входили ли в комплект ботинки. Через час я вошёл в двери вытрезвителя. Помещение было площадью метров двадцать, справа стояла высокая конторская стойка, за которой находился милиционер с усталым лицом, на котором читалось полное безразличие ко всему происходящему на свете. Я достал из авоськи завёрнутый в газеты костюм и прочее, положил на стойку пакет и сказал: «Пятакову одежду передайте». Сержант, не произнося ни слова и не меняя выражения лица, сгрёб пакет, повернулся и ушёл. Появившись минуты через три снова с тем же выражением на лице, он хмуро буркнул: «Ждите пять минут». Я отошёл к зарешёченному окну, смотреть было некуда, стекло было непрозрачным, пропускало только свет. Минут через десять появился Колян, выглядел он прекрасно, костюм ему шёл, статный, плечистый, подошёл к стойке, расписался в какой-то бумаге и направился к выходу. Проходя мимо меня, шепнул: «Давай, давай, валим скорее отсюда, – я двинулся вслед за ним. По привычке сказал: – «До свиданья», – хотя возвращаться сюда когда-либо и видеться с кем бы то ни был, в этом заведении я не планировал, взглянув на сержанта, увидел на его лице удивление. То-то, знай наших.