Алька. Огонёк

На экзаменах за восьмой класс Иван не появился, а года через два Огоньковские парни рассказали мне, что его за тунеядство выслали из Москвы, больше я его не видел.

Я ощутимо подрос, и мне потребовалась одежда по росту, в том числе костюм, ботинки. С одеждой мама разобралась быстро, она попросила у своего брата, моего дяди, какой-нибудь старый костюмчик. Таковой был найден, потёртый, но без дыр. Мы с ней отправились в ателье индивидуального пошива одежды, там его распороли, перелицевали, перекроили и пошили мне вполне приличную пиджачную пару, новую по виду. Ткани тогда делали такого качества, что они служили десятилетиями. Присутствовал один изъян – нагрудный карман на пиджаке находился с правой стороны, на что закройщик мне сказал: «Даже не парься, никто не заметит», – здесь он был прав, но не совсем. На третий день один мой близкий приятель, увидев меня в новом костюме, сказал: «Мне тоже из старых отцовских перешивают. А у тебя же нет отца, откуда пиджак? В комиссионке купили?» – были тогда комиссионные магазины, куда сдавали для продажи вещи, бывшие в употреблении. Я ответил: «Нет, это дядьки моего».

Вместе с костюмом мне подогнали и обувку. Тогда были в моде остроносые туфли, называли мы их мокасами или мокасинами, стоили они в продаже пятнадцать рублей, что считалось недёшево. Были ещё ботинки слегка зауженные, с невзрачным прозвищем – собачки, большинство пацанов носили их, ибо стоили они девять рублей. Когда мы с матерью пошли в обувной магазин, я выразил желание, чтобы мне купили одну из этих двух моделей, но предпочтительнее мне мокасы, но маменька, посмотрев на цены, использовала свою машинку для закатки моей губы, и мне были куплены собачки.

Впрочем, я был доволен, выглядел я вполне прилично.