Алхимия единорога

Повсюду мне мерещилась угроза. Мы владели самым драгоценным сокровищем в мире, таинственной книгой, о существовании которой знали многие, но почти никто не догадывался, где ее искать. И я панически боялся, что кто-нибудь украдет рукопись. Если о нашей тайне проведают американцы, арабы, русские или любая террористическая группировка, дело примет драматический оборот. Власть этих книг поистине безгранична.

Из порта я выбирался по узким запутанным улочкам с каменными мостовыми. Хвар — поразительно красивый остров. Мне бы хотелось заглянуть в эти укромные домики, в которых как будто никто не жил; но именно в них ощущалось биение хорватской жизни. Я никогда не бывал в таких жилищах, хотя давно об этом мечтал. Дом Фламелей — не в счет: мы не застали там хозяев.

Я гулял уже больше часа, разглядывая улицы, площади, разрушенные и заново отстроенные дома, а когда завидел дом Фламелей, заметил в одном из окон слабый мерцающий свет. Мне подумалось, что в стекле отражается утреннее солнце, но нет — комната была освещена изнутри.

«Наверное, пришла экономка и затеяла уборку», — подумал я.

Однако свет горел в самой лаборатории, куда обычно никто не заглядывает. Ученые не любят, когда прибираются в их кабинете, они предпочитают задыхаться среди беспорядка, лишь бы не дать чистоте нарушить привычную организацию их владений.

Я несколько раз позвонил в дверь, но мне ответило лишь молчание. Вся улица выглядела совершенно необитаемой. Одиночество надвигалось на меня, как заразная болезнь; безмолвие и страх подстерегали на каждом шагу, я слабел и все глубже проваливался в бездонный колодец.

Недовольный невесть чем, я вновь направился к порту — пришло время встретиться с сыном Дагмары. Я шел, погрузившись в себя, подавленный, потерявшийся в мрачных мыслях. Повернув за угол, я столкнулся с человеком, легкой походкой шагавшим мне навстречу; это столкновение скорее напугало меня, чем причинило боль. Мы оба принялись извиняться, и тут я заметил, что незнакомец улыбается. Я рассердился — мне было не до шуток, — и вдруг этот человек громко произнес:

— Рамон, когда же ты научишься смотреть по сторонам?

— Вот так встреча! Жеан де Мандевилль собственной персоной!

— Как дела, дружище?

— Хорошо, — ответил я из вежливости.

— Да нет, ты чем-то озабочен.

— Ладно, Жеан, признаюсь: дела мои идут неважно, что-то рушится в моем мире, я как будто падаю.

— Не теряй веры в себя.

— Спасибо.

Этому человеку хватило одного взгляда, чтобы угадать, что со мной происходит.

— И где твоя благодарность? Перед тобой — вся жизнь. Ты живешь счастливо, но сам мучаешь себя. Даже думать не хочется, как бы ты себя чувствовал в беде. Как тебе нравятся Виолета и Джейн?

— Они прекрасны, восхитительны. В них — смысл моего существования.

Жеан улыбнулся с довольным видом.

— А подробнее?

И тогда я рассказал, как на нас напали, а потом пожалел об этом, хотя полностью доверял Жеану, другу и старшему наставнику. Я просто не мог себе представить, чтобы Мандевилль стал действовать мне во зло; да и он был со мной сердечен, как с близким товарищем.

— Видишь, почти не о чем рассказывать.

— Нет, эта история еще далеко не закончена. Я рад, что вы разделались с теми злодеями, но ведь тебя удручает совсем другое.

— Твоя способность читать мысли выдает в тебе настоящего мага, но я не стану об этом расспрашивать. Моя главная проблема в том, что я чувствую себя обманутым Николасом Фламелем. Все последние месяцы я странствовал, повинуясь его зову, однако увидеться с ним мне так и не удалось. Он просто невидимка, никогда не показывается на глаза.

— Он не невидимка. Фламель скоро появится, и вы наконец познакомитесь. Не сходи с ума и не придавай его отсутствию большого значения.

— Фламель обещал дочерям прилететь из Милана в субботу. Надеюсь, он сдержит свое слово.

— Почему ты так хочешь с ним познакомиться?

— По той же причине, по какой римский солдат мечтал пожать руку самому Цезарю, а католик хочет поцеловать кольцо своего епископа. Я — неофит, желающий познакомиться с мудрецом, который может подарить ключ, открывающий двери к мечте.

— Ты должен сохранять спокойствие. Фламель продолжает тебя испытывать.

— Я уже много месяцев прохожу испытания. Великое делание совсем близко, и, когда придет срок, я должен обладать всеми необходимыми знаниями. А из «Книги» я ничего не смогу извлечь — она написана по-еврейски, мне ни за что ее не перевести.

— А тебе не кажется, что тебя просто покидает всепоглощающая жажда бессмертия? Предупреждаю, Рамон: если ты будешь таким эгоистом, ты никогда, никогда не обретешь благословенного камня мудрецов.

Услышав эти слова Жеана, я преисполнился тоскливого пессимизма — это был мощный удар. Но все-таки, собравшись с духом, я спросил:

— Жеан, что ты делаешь на Хваре?

— Я ведь бродяга, все время болтаюсь по миру.

— Выходит, наша встреча — счастливое совпадение? — недоверчиво спросил я.

— Ну, не совсем так, Рамон. Вообще-то я приехал повидаться с племянницей. Может, ты с ней знаком? Ее зовут Виса, она пишет картины и владеет магазинчиком, картинной галереей.