Это ощущение, реализация. И эта уже сложнее, потому что интеллектуально вашему эго хочется провозгласить себя Богом, свою Божественность. Интеллект пытается всегда идти выше, к вершине. Эго пытается быть чем-то большим. И поэтом это может быть насущно для вас. Это может быть насущно для вашего эго. Эго может говорить вам: «Да, это правильно, я - Бог!»
Но эта сутра говорит, что это приветствие. Приветствие - это глубокое смирение, скромность. Вы не ставите себя на вершину при этом, потому что тогда не будет никого, кому вы можете поклоняться и приветствовать. В таком положении оказался ислам, когда Аль-Хилладж провозгласил. Он провозгласил себя Богом и ислам подумал: «Это отсутствие смирения, это вершина эгоизма!» И поэтому те, кто его казнил, почувствовали, что казнят его правильно, это правильно с точки зрения хорошей веры, правильной веры, потому что Хилладж, с их точки зрения, был воплощением эгоизма.
Эта сутра противоречива. Она провозглашает, что вы есть То, и это приветствие. Если вы реализовали это, прочувствовали, вершина будет поклоняться и приветствовать вершину, потому что теперь нет ничего больше, кроме Божественного, и теперь вершина будет осознавать, что она зависит от долины. Свет будет приветствовать тьму, жизнь будет приветствовать смерть, потому что все взаимозависимо и взаимосвязано. На вершине своей реализации вы становитесь смиренными, потому что это провозглашение: «Я есть То», - никому не противоречит, но выступает за всех. Теперь через меня, все провозглашает свою Божественность.
Много людей было тогда, когда Аль-Хилладж был убит, многие бросали в него камни. Он смеялся, молился, любил, при этом присутствовал суфийский факир, который тоже был в толпе. Вся толпа бросала камни, и суфийский факир был един с толпой, чтобы показать им свою гармонию с ними, бросил цветок. Он не мог бросать камни, и поэтому бросил цветок, чтобы быть в единстве с ними, чтобы все почувствовали, что он с ними и не отделен от них.
Мансур начал рыдать, когда цветок, брошенный суфием, попал в него. И суфий почувствовал себя нелегко. Он подошел поближе и спросил у Мансура: «Почему они бросают в тебя камни, и ты молишься за них и веселишься, а когда я бросил цветок, ты плачешь?»
Мансур ответил: «Твой цветок ударил меня больнее, потому что ты знаешь. То, что я сказал, не мои слова, и ты это прекрасно знаешь, и поэтому твой цветок, брошенный тобой, ударил меня больнее камней. Их камни подобны цветам, потому что они не знают, но я сказал то, что я сказал для них, тем самым я говорил: «Если Мансур может быть Божественным, тогда все может быть Божественным. И если даже Мансур может быть Божественным, тогда все может быть Божественным!» Мансур сказал: «Посмотрите на меня! Меня не было, и вместе с тем я провозгласил свою Божественность. Значит, все может быть Божественным!»
Он сказал это не от эго, но из осознания отсутствия эго. Когда вы начинаете чувствовать, что вас нет, только тогда вы можете прийти к такому осознанию. И тогда оно становится смирением, это само выражение смирения. Это становится приветствием, приветствием всему Существованию. И тогда все Существование становится Божественным.
Мистики отрицали храмы, мечети, церкви, но не потому, что они были бессмысленными, но потому, что весь космос есть храм. Мистики отрицали статуи, не потому что они были бессмысленными, но потому что это было все Существование в образе Божества. Но трудно понять их язык. Они только кажутся нам антирелигиозными, они отрицают статуи, отрицают образы, церкви, писания, отрицают все, что воспринимается нами как образчик религиозности. Они отрицают это только потому, что Целое Божественно. И если вы будете настаивать на своем, это показывает лишь то, что вы не знаете Целого.
Если я скажу вам: «Этот храм Божественный», - когда я говорю это, это показывает, что Вселенная не Божественна. Если только этот храм -часть большего храма, тогда это уже другое дело. Но если этот храм против Целого, против других храмов, если даже против какого-то отдельного дома, всего лишь, если этот храм говорит что этот дом не святой, это есть отрицание Целого.
Ради Целого мистики отказывались от частей. Но для нас Целого нет, мы не знаем ничего о Целом. И поэтому даже тогда, когда части отрицаются, это вызывает у нас дискомфорт, потому что мы знаем только части. Если кто-то говорит нам, что наш храм не единственный, этого достаточно для нас, чтобы утверждать, что он сам не религиозен. Он может говорить так из-за того, что Все Целое есть храм, с его точки зрения, потому что все Божественно. Это его приветствие.