Ага, как бы не так. Все достижения технологической цивилизации на старика не произвели особого впечатления. Послушал, покивал, кое-где похмыкал. А потом принялся пытать насчет расчески-заколки. Как выглядела, какого размера, имелись ли какие-то надписи, символы, на ощупь холодная или теплая, тяжелая или нет. Его интересовало буквально все, вплоть до количества зубчиков. Под конец потребовал нарисовать на земле хотя бы примерный рисунок.
Как мог, я изобразил проклятый гребень, умеющий забрасывать разум людей в другие миры. Гренвир долго вглядывался в получившийся рисунок.
– Первый раз вижу, – констатировал он спустя какое-то время.
Я хотел язвительно указать, как же он мог его видеть раньше, если тот обретался на Земле, но быстро прикусил язык. На ум опять пришла Блуждающая башня и диковинный зал с зеркалами.
– А вы не можете меня… – окончание повисло в воздухе.
Старик мазнул по моему светившемуся надеждой лицу безразличным взглядом и равнодушно бросил:
– Нет. Я не обладаю способностью открывать тропы между мирами.
Я сник. А чего еще ждал? Что волшебник щелкнет пальцем – и ты окажешься дома? Наивный чукотский юноша.
Старик внимательно оглядел понурого ученика и приказал:
– Принимайся за дело. Двор надо убрать.
И преспокойно направился в башню. Перед этим зачем-то подхватив один из кусков черного кристаллического образования.
Надо сказать, реакция на мою историю с его стороны по-настоящему изумляла. Как будто каждый день узнает, что в теле подмастерья поселился гость из другого мира. Отнесся не просто спокойно, а едва ли не флегматично. Типа: занятная сказочка, а теперь брысь за лопатой, мне некогда.
Во старикан дает. Подобной невозмутимости можно лишь позавидовать. Кто другой на его месте уже ходил бы на ушах, требуя все новых и новых подробностей. А этому хоть бы хны. Узнал, что не подослан специально врагами (при допросе так сверлил взглядом, выискивая ложь и малейшие признаки неискренности, что едва до икоты не довел, изверг) и успокоился.
Обалдеть не встать. Видать, за две сотни лет уже устал удивляться. Старый пень…
Я направился за ворота, прилетавшее из-за забора конское ржание говорило, что наши безвременно погибшие гости оставили после себя целый табун лошадей, оказавшихся в один миг бесхозными.
– Блин, фига себе, – увидев, сколько парнокопытных со спутанными ногами шляется неподалеку от башни, я прибалдел.
Два десятка? Три? Бери больше. Не меньше сорока коняшек. И довольно хороших. Рослые, ухоженные, не чета забитым крестьянским клячам.
– Кастеляну придется прилично раскошелиться, – пробормотал я и принялся ловить животных.
Сделать это оказалось нетрудно, поводья многих цеплялись за луки седел соседних, а у половины, как указывалось выше, оказались спутаны ноги. Небольшой табун при всем желании не мог разбрестись или убежать.
Встал ребром вопрос: что с ними делать? Держать в башне физически невозможно. Факт. Отпускать на волю жалко. Это сколько же деньжищ буквально на ветер выбросим?
Жаба душила, не позволяя идти на поводу малодушного порыва избавиться от неудобной ноши. В конце концов, меркантильность взяла верх над ленью. Предупредив Гренвира насчет недолгой отлучки, я погнал лошадей в деревню.
Перед этим побросал на землю переметные сумки почивших всадников, аккуратно сложил у забора рядом с сарайчиком. Давала о себе знать бережливость Эри.
Договориться с крестьянами удалось без проблем. Удивились, конечно, чего это я без старосты вернулся с ярмарки, но жажда наживы и здесь перевесила любые вопросы. За уже известные десять процентов согласились приглядеть за четвероногими до их перевода в состояние блестящих серебряных монеток.
Правда, кровопийцы потребовали заранее оплатить корм для животных. Пришлось раскошелиться. Благо деньги еще оставались с продажи хлама, изъятого у мародеров.
Возвратился. Первым делом перетряхнул дорожные мешки солдат. Ничего особенного, привычная повседневная мелочь, не стоящая много. Перебрал, что-то более или менее приличное рассовал по другим сумкам. Улов так себе, на среднюю троечку.
Пока всем этим занимался, в голове творился сумбур. Совершенно непонятно поведение старика. Узнал о моей иномировой природе и… ничего. Оставил все как есть, не потрудившись хоть как-то отреагировать.
Убираясь во дворе и загребая лопатой хрустящие обломки черного кварца-гранита, я не переставал искать причины столь необычного поведения. Неужели и впрямь наплевать? Ну, тогда алхимик обладал незаурядным чувством пофигизма.
Слов нет, одни матерные выражения.
Закончив с уборкой, направился в башню. Настало время обеда, подкрепиться после трудов праведных не помешает.
Жрать было нечего. Гренвир умотал наверх вместе с драгоценным свитком, прямиком на четвертый этаж, заперся и носа не казал, оставив меня одного. Стоило бы удивиться подобной доверчивости (кто знает, что я тут натворю без присмотра), но интуиция подсказывала, что любое враждебное действие будет незамедлительно замечено.