Лодка продолжала плыть вниз по течению, еще один груз из множества прочих, которые несло мощное течение Миссисипи. А вокруг высились темные махины барж, движущихся к гавани Нового Орлеана; все они скоро окажутся в огромном мире.
Охотник за тамариском
Большой тамариск высасывает в год 73 000 галлонов речной воды. За два доллара восемьдесят восемь центов в день (плюс водяная премия) Лоло всю зиму выдирает тамариски.
Десять лет назад это был неплохой заработок. Тогда заросли тамариска простирались вдоль каждого берега в бассейне реки Колорадо, вместе с тополем трехгранным, дикой маслиной и вязами. Десять лет назад обитатели таких городов, как Гранд-Джанкшн и Моав, еще думали, что могут выжать из реки жизнь.
Лоло стоит на краю каньона, его единственный спутник – верблюдица Мэгги. Он смотрит в глубину. Лезть вниз на дно – на это уйдет целый час. Он привязывает Мэгги к стволу можжевельника и начинает спуск, скользя на каблуках по осыпи. Отдельные былинки зеленой травы вылезали там и сям – неоновые штришки – неоном, пронизывая задержанные можжевельником пятна снега. Сейчас, в конце зимы, только начинаются приливы вод внизу, в глубинах, лед освобождает берега реки. Там, в вышине, горы еще не избавились от клочковатых снежных мантий. Лоло сползает по глине и попадает на щебеночную осыпь, скользит, разбрасывая камни. Лопата и ломик постукивают о случайные кусты можжевельника. Ехать долго, но именно поэтому эта латка так идеальна. Длинный путь вниз, а речные берега по большей части скрыты.
Такова жизнь: где другие усохли и сдулись, он остался: охотник за тамариском, водяной клещ, упрямый стебель бурьяна. Всех сдуло с этой земли, как семена одуванчика, понесло на юг или на восток, а в основном на север, где бассейны рек все еще глубоки и где даже в отсутствие роскошных папоротников и глубоких холодных рыбных рек все еще остается вода для людей.
Наконец Лоло добирается до дна каньона. Внизу, в холодной темноте, дыхание становится паром.
Он вынимает цифровую камеру и начинает фотографировать доказательство. Бюро рекламаций нынче представляет повышенные требования. Всякий нарушитель-тамариск надлежит запечатлеть в разных ракурсах, как до, так и
Но как бы они ни старались, от Лоло им до конца не защититься. Он нашел секрет вечной жизни в качестве охотника за тамариском. Втайне от Департамента внутренних дел и его филиала Бюро рекламаций он засевает новые участки тамариска, порождая живучие кустистые рощицы в недавно вычищенных зонах. Таскает и сажает здоровые корни вдоль речной системы в стратегически скрытых и малодоступных коридорах, – все для защиты от роев прочих охотников за тамариском, которые собирают урожай на тех же пажитях. Лоло искусен. Вот такие лесопосадки, с четверть мили в длину и поросшие просоленным тамариском, – его страховой полис.
Закончив документирование, он отстегивает складную пилу, лом и лопату, выставляет банки с ядом на мертвый соляной берег. Начинает резать, вкапываясь в корни тамариска, прерываясь каждые тридцать секунд, чтобы залить в порезы «Гарлон-4», отравляя раны тамариска раньше, чем те успели бы зажить. Но некоторые из наиболее здоровых, полных жизни тамарисков он выкорчевывает и откладывает для использования в дальнейшем.
Два восемьдесят восемь в день плюс водяная премия.
Неделя раскачивающегося блеющего верблюжьего шага Мэгги, чтобы добраться до участка, где у Лоло дом. Дорога идет вдоль реки, иногда взбираясь на холодные столовые горы или сворачивая в открытую пустыню, подальше от раскинувшихся скелетов опустевших городов. Вертолеты гвардов гудят вдоль реки вверх-вниз роями разъяренных ос, охотясь на воров с портативными помпами и бурителей потайных скважин. Снуют туда-сюда в ореоле рубленого воздуха, украшенные логотипами национальной гвардии. Лоло помнит времена, когда гварды перестреливались с жителями берегов и скороговорка трассеров и пулеметов эхом отдавалась в ущельях. Помнит победное шипение и дуговой путь «стингера», полыхнувшего в синем небе над красной пустыней и подпалившего вертолет.
Но это давно в прошлом. Теперь патрули гвардов летают над рекой целые и невредимые.
Лоло вылезает на очередную столовую гору и смотрит вниз, на знакомый ландшафт выпотрошенного города, изогнутые улицы и тупики городских районов безмолвствуют под ярким солнцем. На самом краю пустого города обступили заросшее побуревшими травами поле для гольфа маленькие одноакровые ранчо и шикарные дома по пять тысяч квадратных футов. Противопесчаные ловушки уже даже не видны.