Алхимики

Добрый наш Пастырь, дозволь приступить нам к старинным, священным
Пляскам. В тимпаны пускай ударят и лютней коснутся
Тонкие пальцы певцов — задумчивых странников мира!
Слышишь, уже раздались беспечальные легкие звуки…

И Спаситель отвечает:

Пусть начинают играть и к веселому пиру приступят
Гости, — и к пляскам, — в честь жениха и невесты счастливой.
Радуйтесь, радуйтесь все! И сердцем ликуйте, как славный
Царь — сладкогласный Давид, плясавший вокруг золотого
Ларца — ковчега….

Без музыки и танцев эти стихи не произведут никакого впечатления!

— Нельзя ли отложить представление на один день?

— Невозможно! В понедельник начнется жатва, и многим из моих учеников придется помогать родителям в полевых работах. На это время мы всегда отпускаем наших лицеистов. А после окончания вакаций все эти лентяи и повесы, конечно, забудут свои роли. К тому же — наступит охотничья пора, и у его светлости не будет времени смотреть комедии.

Так они долго судили и рядили, и все же магистру пришлось уйти ни с чем. Он был безутешен и никак не мог обрести вожделенный покой. Портрет Мартина Опица, правда, больше не мог пугать его, потому что каждый вечер, прежде чем идти спать, он повертывал его лицом к стене. Но мысль об изменении конца комедии не давала магистру ни минуты покоя. Вдруг, около полуночи, раздался стук в дверь Ксиландерова «музеума». Магистр спрятался с головой под одеяло: он вспомнил легенду о привидении, совершающем по ночам обход дома. Но стук повторился, и раздался знакомый голос:

— Это я, господин магистр, — Фриц Гедерих.

Магистр Ксиландер зажег лампу и открыл дверь.

Фриц Гедерих со сдержанной усмешкой взглянул на полуодетого сочинителя и сказал:

— Я кое-что придумал, господин магистр.

— Что вы придумали?

— Вот — прочтите сами, — сказал Фриц и протянул магистру листок бумаги. Ксиландер поставил лампу на стол и принялся читать. Его голые ноги и кончик ночного колпака то и дело вздрагивали во время чтения.

— Optime, мой друг, — сказал он, дочитав до конца, и бросился обнимать бакалавра. — Optime, господин бакалавр! Какой у вас изобретательный ум! Я в восхищении от вашей идеи. Фриц, вам везет, ужасно везет! Если все пройдет хорошо и князь окажет мне милость, я буду иметь вас в виду, а когда ближайшей весной состоится моя свадьба с Эльзой, вы будете моим шафером! Жму вашу руку, мой друг!

Магистр говорил с восторгом, с увлечением, но не слишком вразумительно: у него зуб на зуб не попадал от холода.

— А теперь идите спать, — посоветовал Фриц. — Благодарю вас за доброе ко мне отношение! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, господин бакалавр, еще раз — большое спасибо!

Бакалавр удалился. Магистр закрыл за ним дверь, но спать не пошел. Он оделся и встал около своей конторки. Работы было немало: нужно было обработать рукопись бакалавра, ибо стихи его оставляли желать лучшего.

Глава IX БРАК В КАНЕ

Крысы финкенбургской ратуши собрались на семейный совет. Они были очень недовольны тем, что за последние дни в большой зале, которую они считали своей неотъемлемой собственностью, происходили события, весьма для них неприятные. Хвостатые вожди крысиного племени уже подняли вопрос о переселении на другое место жительства.

Если бы они были странствующими крысами, им, конечно, нетрудно было бы пуститься в путь-дорогу. Но зверьки, о которых идет речь, принадлежали к совсем другой породе: они были крысами домовитыми; ведь финкенбургская ратуша с незапамятных времен находилась в их полном обладании, и поэтому им очень не хотелось трогаться с насиженного места.

Как мы уже сказали, крысы собрались на семейный совет. Председательствовала на этом сборище старая, седая и весьма почтенная крыса, которая вместо длинного хвоста, которым так чванились ее собратья, увы! обладала очень жалким обрубком. Однако, именно на этот самый обрубок все остальные крысы взирали с чувством глубокого уважения, — так молодые бойцы глядят на деревянную ногу испытанного в боях ветерана. Дело в том, что три четверти своего хвоста вождь крыс потерял в схватке с большим котом бургомистерши по имени Петр, который коварно напал на него сзади.

Конечно, ни одной из крыс не могла прийти в голову безумная мысль об оказании сопротивления людям. Волей-неволей приходилось готовиться к массовому переселению; весь вопрос был только в том, куда идти.