Алкхимитрион

Эпоха за эпохой количество миров росло, как и росло родов. Творцы основывали меж собой альянсы и примиренья, приветствовали рождение очередного будущего царя или царицы, и открывали все новые и новые знания, которые были собраны и дарованы всем родам верховным созданием света в виде семи томов. Каждый из которых содержал историю происхождения всего, а также знания о новых силах.

Знания о силах впитывались подрастающими наследниками трона мира своего, но было позволено обучать их лишь до трех томов, к остальным четырем самым серьезным и таинственным, наследники допускались только по достижению определенного времени. После вступления на трон, после слияния с целью создания новой ветви рода, после рождения первого наследника, и после того как наследник овладеет первыми тремя томами.

* * *

Во мгле после зова они являются на девственную твердь, а уходя обратно лишь крики кровь, и жалобные стоны оставляют. — бессмертные создания в темнице мрака заточённые, в остроге пустоши призыва разума с нетерпением ожидают. В кромешной тишине они кричат и воют пустынным шёпотом слова лишь тем, кто их способен слышать. Вторгаются во сны и грезы безмолвной сущностью являются лишь для того их способен видеть. Карателями станут судьями и палачами для всякого и каждого на сей твердыне заполоненной.

По воле их и силе ордой воскреснут мертвые из почв и днищ, морских и океанских. Проснуться ветры темные как марь и пыльные, и почва вздыбится, сигая по сырой воде. Зароются во мраке, обиталища, из камня и железа, как ворох листьев великанских. И живность всякая начнет тонуть, в пылающем повсюду, черном, дождевом огне. Растает след градов людских гигантских, угаснет крайний солнца луч, при полной тишине.

В бескрайние ряды, плечом к плечу восстанет род людской, и бедный, и богач. И будет слышен, среди сей цепи, из плоти и пороков, стонов гул и дикий плач. И воздух станет горьким и сырым, и марево укутает пейзаж, сей рваным пеплом. И разнесется по земле больной туман, подобно стае воронья, водой сырой и ветром. Вдохнет в свое нутро, и выпьет его каждый, завыв от боли, как больной брюхач.

Не будет дня, не будет ночи, всё станет тусклым и воистину пугающим. Не будет голосов, не будет языков, немым, глухим всё станет, угасающим. Одежды испаряться с тел долой, оставив плоть, бесстыже оголенной и босой. И выжжен будет знак их мертвый, на теле каждого, колючим хладом и жарой. И встанут на колени все, сомкнув глаза, склоняя головы пред госпожою тьмой.

Ступая первой наземь, коварно улыбнувшись, вдохнет она густой и сладкий пепел. Узрев под ступнями своими, творенье жалкое, увязнувшее, в серой груде трепел. Свой путь она начнёт, под дикий крик и вопли тех, кто издыхает в собственных телах. Неся в себе, всю мощь неимоверно колоссальную, и ярую озлобленность в глазах. Внушая своим видом дикий ужас, рождая в каждом человеке первобытный страх.

* * *

Десницею своей, сожжет она людские души, не дав вернуться им к творцам. В свои чертоги, громогласный бросит крик, безликим и немым гонцам. И явятся ордою, на крыльях вороных несметною волною, подобно адским существам. Вздымая почву до небес, вгрызаясь в воздух, бросая мертвый взор по сторонам. Несчётным полчищем возникнут пред хозяйкой, подобно бешеным и злым чертям.

Взмахнет тьма в тот же час, своею дланью серой, хладной и весьма худой. Растает сумрак вдалеке, пробьются сквозь печать незримую, великие врата. Чей вид громадный, скроет свод небес, нависнув над землей, единою стеной. И будет тонкий шум, когда раскроются они, чей гул услышит даже пустота. И спустится с тех врат, крича и насмехаясь, той самой тьмы, глашатая сестра.

Вскипит земля, коль та наступит на неё, земля, что люди, некогда, своею называли. И прокричит сестрица та, свою эпистолу, всяк живности, покуда её черви не сожрали. И подойдя ко всем и каждому, щерясь тишком, в их головы свой глас лукаво изречет. Дрянное детище своих творцов, ваш срок на сей обители, совсем уж скоро истечет. Явились мы, её очистить от того, что в ваших душах, давно уже сгнивает и течет.

* * *

С коварством и кокетливо, нагой ступала госпожа, иного эспоса и звонкой пустоты. С улыбою заботливой, елейным голоском, она ввергала всех до смертной немоты. Подобно тающим ветрам, её убор взмывал к верхам, густою ароматною дыминой. Обрушивая в миг, смог горестный на земли черные, несметной, колкою лавиной. Окутывая легкие землян, как гуща дымных пауков, сухой, прозрачной паутиной.

Раскрывши вежды свои черные, светящие рдяным огнем, завыла дева оголенная. И пали слезы наземь, въедаясь в недра тверди той, что на погибель обреченная. И разлились по сторонам, подобно рекам и морям кислотным, залив тела земные. Сжирая плоть, что подвернется на пути, бросая опосля места витые и пустые. Стирая напрочь, все следы седьмых детей, паля своим огнём все нити временные.