Читаем Альковные секреты шеф-поваров полностью

Скиннер с болезненной завистью облизнулся при виде темного густого эликсира. Пальцы непроизвольно скрючились, ощутив фантомную тяжесть холодной кружки; рот задрожал от воспоминания о кисловатом привкусе; пустой желудок заурчал, грезя о приятном. Ах, «Центральный»! Гостеприимные кабинеты, домашняя атмосфера, неброская добротность, что уходит корнями в купеческое прошлое портового района, одновременно подчеркивая честное, приземленное и безыскусное настоящее! Любимое заведение Скиннера. Сама мысль о том, что его сейчас вырвут из этой теплой берлоги и зашвырнут вверх, на улицу Роял-Майл, в царство лжи, пафоса и лицемерия… Ну как тут не заказать кружечку? Всего лишь одну, чтобы унять муки! Похмелье надо лечить, это факт. После кружки пива он станет объективно бодрее, увереннее. Благоразумный, взвешенный поступок.

После второго «Гиннесса» Скиннер почувствовал, как все вчерашние кружки, рюмки и стаканы возвращаются мутным приливом, накатывают на него, переполняют организм…

– Эй, Роб, – промямлил он озабоченно (всего лишь озабоченно, отнюдь не паникуя, ибо пиво утихомирило душу), – мне сегодня доклад делать… А я, вишь, опять нажрался.

И тут, как это обычно бывает в эпизодах с пьяным загулом, когда главный герой уже на все плюнул, – не кто иной, как брат собутыльник, недавний искуситель, великолепный Малютка Маккензи, подставил крепкое плечо и протянул руку помощи. Вернее, не руку, а пакетик кокаина.

– Лекарство, – ухмыльнулся друг.

– Спасибо, Роб! – воскликнул Скиннер с искренним чувством. – Ты мой спаситель.

14

Доклад

Она обнаружила их вскоре после похорон, когда расхаживала как одержимая по дому, словно надеясь отыскать мужа. Даже чердак не избежал осмотра: Джойс взобралась туда по скрипучим металлическим ступенькам – с напряженной спиной, замирая от ужаса, ибо боялась высоты.

Этот страх вкупе с неловкостью от мысли, что здесь заповедная территория сына, погнал ее вниз, в сад, так и не дав толком осмотреться. В садовом сарае Джойс почувствовала себя уютнее: запахи парафина и креозота напомнили о Ките. Она отважно вступила в бой с пауками, повсюду растянувшими сети, и жирными улитками, от которых оставались слизистые следы, – отвратительные создания не имели права осквернять излюбленный уголок Кита. На душе сделалось покойно и легко. Джойс поняла, почему муж часами просиживал в сарае с книжечкой, и вскоре сама повадилась сюда приходить. Порой она приносила чайник или включала масляный обогреватель, дававший ощущение уюта, несравнимое с засушливым жаром центрального отопления.

Здесь она и обнаружила дневники – стопку толстых тетрадей в выдвижном ящике под старым верстаком, украшенным бурыми следами кофейной кружки. Это была греховная услада: Джойс смаковала записи тайком, никому не показывая, чувствуя себя мошенницей, присвоившей коллективную собственность.

При виде исписанных страниц ее неизменно охватывало сладкое чувство предвкушения – даже потом, когда все было уже несколько раз перечитано. Она подолгу замирала над иным безобидным словом, перебирая возможные смыслы, пока буквы не сливались в абсурдный узор, от которого кружилась голова. Дневники охватывали период с 1981 по 1998 год. Почерк был странный: мелкий и витиеватый, совсем не похожий на руку Кита. Джойс разбирала записи с трудом, иногда даже при помощи лупы, борясь с неприятным ощущением, будто она шпионит. Однако изо дня в день сквозь торопливые бисерные строки сиял мощный и несомненный посыл чистой любви, и сомнения постепенно таяли, а сердце наполнялось тихим счастьем.

Порой, бросив взгляд на ржавый будильник и осознав, что чтение незаметно съело несколько часов, Джойс со смущением откладывала тетрадь и возвращалась в дом, где с утроенной энергией хваталась за хозяйство. В один из таких дней, затеяв большую стирку и разбирая наверху грязное белье, она учуяла подозрительный запах. Источником его были сыновние трусы. Она посмотрела их на свет, брезгливо поморщилась и не глядя запихнула в стиральную машину.


Выходные для Брайана Кибби выдались удачными. Во-первых, истовая подготовка к назначенному на вторник выступлению принесла плоды: доклад обещал получиться ярким и хорошо аргументированным. Во-вторых, он сходил с «Заводными походниками» в небольшой пеший рейд по окрестностям Нетти-Бридж и на обратном пути сидел в автобусе рядом с Люси Мур. В-третьих, еще три курочки из «Харвест Мун» снесли яйца.

Однако, вернувшись домой из похода, он обнаружил мать в слезах, с кипой толстых тетрадок на коленях.

Брайан проглотил набежавшую слюну: черные обложки казались зловещими.

– Что это, мам?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Героинщики
Героинщики

У Рентона есть всё: симпатичный, молодой, с симпатичной девушкой и местом в университете. Но в 80-х дорога в жизнь оказалась ему недоступна. С приходом Тэтчер к власти, произошло уничтожение общины рабочего класса по всей Великобритании, вследствие чего возможность получить образование и ощущение всеобщего благосостояния ушли. Когда семья Марка оказывается в этом периоде перелома, его жизнь уходит из-под контроля и он всё чаще тусуется в мрачнейших областях Эдинбурга. Здесь он находит единственный выход из ситуации – героин. Но эта трясина засасывает не только его, но и его друзей. Спад Мерфи увольняется с работы, Томми Лоуренс медленно втягивается в жизнь полную мелкой преступности и насилия вместе с воришкой Мэтти Коннеллом и психически неуравновешенным Франко Бегби. Только на голову больной согласиться так жить: обманывать, суетиться весь свой жизненный путь.«Геронщики» это своеобразный альманах, описывающий путь героев от парнишек до настоящих мужчин. Пристрастие к героину, уничтожало их вместе с распадавшимся обществом. Это 80-е годы: время новых препаратов, нищеты, СПИДа, насилия, политической борьбы и ненависти. Но ведь за это мы и полюбили эти годы, эти десять лет изменившие Британию навсегда. Это приквел к всемирно известному роману «На Игле», волнующая и бьющая в вечном потоке энергии книга, полная черного и соленого юмора, что является основной фишкой Ирвина Уэлша. 

Ирвин Уэлш

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза