Альковные секреты шеф-поваров

Наутро жизнь выглядит веселее. Я встаю ни свет ни заря – прочь из блошатника! – и отправляюсь бродить по улицам Сан-Франциско. Навстречу попадаются одни алкаши, наркоманы да городские кретины: жадно заглядывают в глаза, пытаются затащить в свои драмы, в болото дрянных проблем, сорвать отступного. Caelum non animum mutant qui trans mare. «Уезжая за море, меняем лишь небо, не душу»[15]. К черту парад уродов! Не хватало еще копаться в чужом дерьме! У самого проблем хватает.

Я направляюсь в Мишн-Дистрикт – позавтракать в какой-нибудь блинной. Прохожу по Кастро, затем по Хайт-Эшбери, затем спускаюсь по Лоуэр-Хайт. Заглядываю в британский бар, чтобы спросить пирожков и картошки, однако, вспомнив о нуждах Кибби, перемещаюсь в американскую столовую и беру диетическую курицу с салатом без соуса.

Зайдя в книжный магазин, я неожиданно натыкаюсь на редчайший сборник стихов Арнульфа Эверланна в переводе на английский. Я этих норвежцев, помнится, запоем читал. Вечера напролет просиживал с книжкой на коленях, прихлебывая виски, смакуя вязкие строки, налитые черной тоской, – а затем, хлопнув дверью, выходил в дождливую ночь, призывно мерцающую гнилушками ресторанных огней, чтобы жизнью поверить гармонию грустной поэзии. Однако здесь, в безжалостном свете калифорнийского солнца, я вижу их истинное лицо: бунтарские обиженные стихи, этакий искусственный фольклор в прогерманском духе постверсальской эпохи, типа «у нас все отобрали». Характерно, что бедняга Эверланн в конце концов попал в концлагерь. Здесь эта книжонка ничего не стоит, однако за океаном какой-нибудь депрессирующий соотечественник выложит за нее хорошие бабки. Ублюдочный продавец дерет с меня три доллара; посмотрим, сколько она потянет на eBay.

Воодушевленный удачей, захожу в интернет-кафе под названием «Мышиная жопка». Кухня в заведении японская. Мой внутренний шотландец требует чего-нибудь жаренного в кляре, чтобы хрустела корочка, однако я заказываю богатое белком сашими. У безмятежной официантки черные волосы до плеч, очки в тонкой оправе, гибкое стройное тело. Большинство мужчин предпочитает пышные груди и зады – и тут они правы, конечно, – но мне важно, чтобы у девушки была должная осанка. Прямая спинка, как у боксера – любителя старой школы. Каково это – спать с японкой? Я улыбаюсь официантке. Ее лицо как картинка: невыразимо прекрасно и абсолютно неподвижно.

Проверяю почту, сплошной спам. Хм… И тут до меня доходит, что я совсем недавно покинул Эдинбург. А кажется, будто годы прошли. Да еще и часовые пояса перемешались. Открываю поисковик, набираю «Общества анонимных алкоголиков». В Сан-Франциско их сотни! По всему городу разбросаны. Наугад выбираю одно, недалеко от яхт-клуба – там вроде район поприличнее, – и направляюсь туда. Слушать исповеди спившейся швали мне просто невмоготу. Этого добра и дома хватает.

От хаотических блужданий хоть какая-то польза – я начинаю чувствовать атмосферу города, понимать его людей. Жители Сан-Франциско, похоже, делятся на три категории. Первая – это богатые. Белые, стройные и подтянутые, со своими диетами, личными тренерами и кучей свободного времени. Вторая – бедные, преимущественно негры или латиносы, – наоборот, тучные как на подбор, ибо вынуждены питаться высококалорийной жирной пакостью в дешевом общепите. Третья – бомжи. Тут преобладает черный цвет, латинские и белые вкрапления крайне редки. Эти снова худы, поскольку не могут себе позволить даже той жирной дряни, которую жрут бедные.

Собрание анонимных алкоголиков проходит в муниципальном здании странного вида: похоже на библиотеку, только без книг. Очевидно, некая общественная организация. Окружающие дома более современны, хотя ухожены едва ли лучше. Я прохожу по гулкому коридору. Пол бетонный, что нехарактерно для здешних сооружений (из-за частых землетрясений весь Сан-Франциско построен из дерева). Вдоль стен кадки с фикусами. Распахиваю двойные двери и оказываюсь в зале, отделанном дубовыми панелями, – полно людей, стулья полукругом. Стоящий в центре черноглазый небритый парень, с виду араб, указывает на пару пустых стульев. Остальные никак не реагируют на мое появление.

Публика большей частью зажиточная, молодая и белая – что-то вроде менеджеров среднего звена. Чернявый ведущий на их фоне выглядит категорическим инородцем.

Я присаживаюсь на свободный стул. Слева от меня дядька в чопорном костюме, справа – девчонка, примерно ровесница. На ней красно-белая футболка на голое тело, без лифчика. На груди надпись: «ОЖИВИСЬ». Огромный нос выезжает из густейшей копны черно-кудрявых волос. Должно быть, гречанка. Или латина. А мужик в пиджаке – обычный корпоративный сноб: короткая стрижка, очки, начищенные туфли. Вряд ли между нами возможен осмысленный диалог.