Читаем Альковные секреты шеф-поваров полностью

В заключение следует отметить, что с момента госпитализации состояние Брайана несколько стабилизировалось, – единственный луч света в этой темной и грустной истории. Будем надеяться, что это устойчивая тенденция.

27

Погружение

Впервые за время своей болезни Брайан испытывал настоящий страх – навязчивое, мучительное чувство. Приступы паники достигали такой силы, что казалось, душа вот-вот выскочит из трясущегося тела. Когда все только начиналось, ему было не до страха: все силы отнимала депрессия, да и мысли о Дэнни Скиннере, о его необъяснимой ненависти, не давали покоя. Теперь, оказавшись в одиночестве, Брайан Кибби впервые с ужасом задумался об ожидающей его участи. От этих мыслей волосы шевелились на затылке.

Кибби с тоской оглядывал соседей по палате. Они были не похожи на него – старые, испитые, безнадежные хроники. Их можно было разделить на две категории: либо болезненно тощие, нервные, похожие на гигантских насекомых, либо вялые и разбухшие, как желтушные киты. Как он попал в их компанию? Молодой здоровый парень, ведущий праведную жизнь, подающий надежды, – за что ему такое проклятие? Кибби томился и роптал.

Почему, почему? Старая ведьма была права: меня действительно сглазили! Но кто? Кому это надо?

Унылые мысли прервал доктор Бойс: энергично ворвавшись в палату, он принялся рассказывать о предстоящей операции. Брайан слушал с возрастающим отчаянием. Наконец чувства хлынули через край, и он бледной рукой вцепился хирургу в запястье:

– Почему, доктор?! Почему я?!

Рэймонд Бойс слегка коснулся руки Кибби – этого хватило, чтобы тот устыдился и разжал пальцы.

– Нужно быть сильным, Брайан. Подумай о матери, о сестре, – сказал он твердо, чувствуя легкое раздражение: больной окрестил его «доктором», тогда как по статусу старшего хирурга полагалось называть «мистер».

– Но как?! Как я могу быть сильным, доктор? Я же ни в чем не виноват! Мне всего двадцать один год, а жизнь уже кончилась! Я ведь еще девственник, доктор! И так перед женщинами робел, а теперь и вовсе…

Стряхнув брезгливую складку со щеки, хирург назидательно произнес:

– Нам не дано знать, что ожидает за поворотом. Не теряй надежды, Брайан, не сдавайся!

Как только Рэймонд Бойс ушел, Кибби начал жарко мечтать о Люси, представляя зеленое платье, сползающую с плеча бретельку…

К черту гребаных старейшину Клинтона и старейшину Эллена с их гребаной брошюрой! Я тут умираю, блин! Умираю! Так и не потрахался ни разу… Надо было той старой ведьме засадить… Но лучше, конечно, не ведьме… а кой-кому другому…

Воспаленное воображение с болезненной яркостью рисовало сладкие картины: они с Люси вдвоем на горной тропе. На ней зеленое платье, туфли на высоком каблуке; за спиной тяжелый рюкзак. Надрывается, бедняжка…

Затхлую тишину больничной палаты порвал надсадный хриплый кашель – поперхнулся один из хроников.

Заткнись, старая сука! Заткнись и подохни! Здесь только я и Люси, на горной тропинке…

…устала, бедная. Пот по лицу так и бежит. А сволочь Хетэрхил…

Нет.

К черту Хетэрхила!

– Иди в жопу, Ангус! Прогуляйся за пригорок, заводной походник!

Кибби небрежно шевельнул рукой, и Ангус Хетэрхил покорно растаял на горизонте, как побитый пес. Люси тихо стояла рядом, по ее лицу катился пот.

– Третий лишний, а? – ухмыльнулся Кибби.

– Послушай, Брайан… – начала Люси.

– Или что? Ребята говорят, ты одного за другим обслуживаешь, как на конвейере. Так я не против! Вот кину палку – и зови остальных. Хетэрхила, жирного Джеральда… Всех зови! Ты же этого хочешь, да? Чтобы мужики в очереди стояли?

Ее глаза расширились, красные губы набухли. Кибби твердой рукой смахнул с ее плеч зеленые бретельки, которые находчивая фантазия надела поверх лямок рюкзака, и рванул платье вниз. Лифчика на ней не оказалось, голые груди хлынули наружу. Он смял их, навалился и ловко дал Люси подножку. Тяжелый рюкзак сослужил добрую службу – Люси упала навзничь в сырую траву. Длинные ноги взметнулись вверх, очень кстати задрав подол. Трусиков на ней тоже не оказалось.

– С веселой песней, с рюкзачком… – декламировал Кибби, расстегивая ширинку. – И раз, и два, и три…

А-а-а-а-ахх… о-о-охххх…

Густая сперма брызнула в пижаму, просочилась на больничную простыню.

Да и хер с ней!

28

Общество анонимных алкоголиков

Одышливый привратник славянской породы, едва переставляя ноги, показывает мне комнату. Я открываю дверь. Подозрения вспыхивают с новой силой: напрасная затея, в этой дыре я и двух дней не протяну без выпивки и наркотиков. Клетушка три на три метра. Затертый ковер, пропахший кислым пивом. Комод с расхлябанными ящиками. Тощий матрас поскрипывает на ржавых от мочи пружинах.

Ну что ж, этот гнусный крысятник – самая дешевая гостиничка, которую удалось найти. Зато расположена на Шестой улице, недалеко от Маркет-стрит – практически в центре города. Правда, вокруг одни ночлежки да винные.

Я ложусь – и тут же засыпаю. Снится разная суетливая дрянь: погоня за ушедшим автобусом, поиски туалета на вокзале, попытки прочесть спортивный раздел в газетах, написанных на диком диалекте…

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Героинщики
Героинщики

У Рентона есть всё: симпатичный, молодой, с симпатичной девушкой и местом в университете. Но в 80-х дорога в жизнь оказалась ему недоступна. С приходом Тэтчер к власти, произошло уничтожение общины рабочего класса по всей Великобритании, вследствие чего возможность получить образование и ощущение всеобщего благосостояния ушли. Когда семья Марка оказывается в этом периоде перелома, его жизнь уходит из-под контроля и он всё чаще тусуется в мрачнейших областях Эдинбурга. Здесь он находит единственный выход из ситуации – героин. Но эта трясина засасывает не только его, но и его друзей. Спад Мерфи увольняется с работы, Томми Лоуренс медленно втягивается в жизнь полную мелкой преступности и насилия вместе с воришкой Мэтти Коннеллом и психически неуравновешенным Франко Бегби. Только на голову больной согласиться так жить: обманывать, суетиться весь свой жизненный путь.«Геронщики» это своеобразный альманах, описывающий путь героев от парнишек до настоящих мужчин. Пристрастие к героину, уничтожало их вместе с распадавшимся обществом. Это 80-е годы: время новых препаратов, нищеты, СПИДа, насилия, политической борьбы и ненависти. Но ведь за это мы и полюбили эти годы, эти десять лет изменившие Британию навсегда. Это приквел к всемирно известному роману «На Игле», волнующая и бьющая в вечном потоке энергии книга, полная черного и соленого юмора, что является основной фишкой Ирвина Уэлша. 

Ирвин Уэлш

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза