Альковные секреты шеф-поваров

Он не спеша спустился по Бернард-стрит, слушая яростный щебет ошалевших птиц: после обеденного наплыва мусорные баки ресторанов были переполнены, а уборщики сегодня запаздывали. Глянцевая иссиня-черная ворона ковыряла кусок печени, подозрительно косясь на дерущихся неподалеку чаек. Скиннер поравнялся с недавно открывшимся кафе-баром. Зайдя внутрь, он заказал содовой с лаймом и взялся читать «Вечерние новости», но голова была занята другим. Он думал о недалеком будущем, мысленно бродил по улицам Сан-Франциско, где всегда тепло и солнечно, где прохожие улыбаются и пышут здоровьем, где даже на трезвую голову найдешь чем заняться. Эдинбург и в подметки не годится. А еще в Сан-Франциско жил шеф-повар по имени Грег Томлин, который запросто мог оказаться его отцом.

Ненавижу больницы. Сестры, доктора, жизнерадостные санитары с их вечными шуточками… Всю эту братию ненавижу. Ни на что не годятся. И отца моего уморили. В этих самых стенах, в больнице, якобы оснащенной по последнему слову техники, а на самом деле обреченной на провал – с самого начала, еще до открытия. Как и все в этой стране. Как и наш хваленый парламент. И новогодние торжества, окончившиеся пшиком. Провал – наш шотландский конек, мы на нем собаку съели. Ни одна нация так смачно и упорно не проваливает одно доброе начинание за другим, как это делают шотландцы.

Теперь и брат сюда попал… Та же история: они ничем не могут помочь. Все эти знания, вся забота, все благие намерения – а в сумме выходит ноль. Потому что если не прятать голову в песок, то каждому понятно: Брайан в ужасном состоянии. Они типа ищут ему донора для пересадки печени. Ну-ну! Хорошо ли ищут? А если им заплатить? Сразу бы нашли! Хотя, может, и нет. А если бы и нашли, где гарантия, что печень приживется? Где гарантия, что таинственная болезнь не начнет разъедать новую печень, как разъела старую?

Мой старший брат скоро умрет. Я смотрю на него – и вижу одутловатое желтое лицо, слышу хриплую натугу в голосе. Веки полуопущены, жизнь едва теплится. Самое ужасное – невыносимый запах, гнилая тяжелая вонь. Визитная карточка смерти. Я помню, как эта вонь сочилась из папиных пор, когда он умирал. Я все помню… И мама, бедная мама – опять, как и тогда, проходит все круги ада. Вокруг рушится кое-как отстроенная вселенная, а она только и делает, что возносит молитвы. Американские уроды, правда, перестали наведываться – и слава богу, – но мать по-прежнему ходит в нашу маленькую каменную церквушку на поросшем травой холме. Эта церквушка меня еще в детстве достала! Жуткое, тоскливое место. Как сейчас помню: каждое воскресенье голова болела по утрам от одной мысли, что надо туда идти!.. А мать ни одного дня не пропускает. Мало того, еще и в пресвитерианскую Свободную церковь повадилась ездить. Молодость вспомнила!

Я иногда пытаюсь ее вразумить: повторяю на разные лады, что врачи не дают Брайану практически ни одного шанса. Сама не знаю зачем… Наверное, хочу ее подготовить. Сама-то я уже настроилась – вижу, что мы вот-вот врежемся в беду, как в стену. Но и она должна понимать, что едет в машине без тормозов… Не могу делать вид, что слепо верю в удачный исход. Слепая вера вообще не мой конек. А вот у матери, кроме веры, похоже, ничего не осталось. Да ей и не нужно ничего. Она непоколебимо убеждена, что добродетель Брайана окажется сильнее смерти.

Наконец я не выдерживаю и выбегаю из палаты – кофе попить, куда угодно, – и они остаются вдвоем: мать погружена в молитву, сын – в беспокойный сон. Даже не заметили, что я ушла. А может, заметили…

Зачем она пришла сюда, в Божий храм? Зачем говорит с этим человеком, который никогда не знал женщины, по крайней мере официально? Зачем открывает перед ним душу?

Священник терпеливо выслушал длинный рассказ и подробно объяснил, что надо делать. Она сразу поняла, что прочитанная трижды «Аве Мария» действительно поддержит ее, придаст силы, поможет сохранить тайну.

С легким сердцем она покинула церковь Святой Марии, Звезды Моря, куда в детстве ходила с неохотой, а потом, повзрослев, заглядывала тайком лишь в минуты сильнейших переживаний. Дойдя по Конститьюшн-стрит до перекрестка с Бернард-стрит, Беверли Скиннер спустилась к набережной и долго сидела, глядя на роскошных белых лебедей, скользивших по черным водам. Она пыталась понять, какая из нее мать. И какая католичка.

Ну вот пожалуйста – она исповедалась. Вывернула душу перед священником. А вечером придет Трина: они будут пить водку с пивом «Карлсберг», забьют косячок, врубят на полную Sex Pistols, Clash, Stranglers, Jam, пока соседка сверху, бедная старенькая миссис Каррутерс, не начнет садить в пол костылем. И опять все будет хорошо.

III. Выход

26 Хирург

Выступление

дипломированного хирурга Рэймонда Бойса

в Эдинбургском университете

перед студентами-старшекурсниками

медицинского факультета