All Flesh is Grass

— Я человек трезвый, практический. Кое-кто, наверно, даже скажет  — прожженный делец. Но подумай сам: предприятие лопнуло. И не просто мое предприятие, пойми, а родовое, его основал мой дед и я получил его от отца. Не просто мое дело, а дело, которое мне доверено. Это совсем не одно и то же. Когда идет прахом то, что ты построил сам,  — ладно, перетерпишь: мол, на первых порах мне все-таки повезло, начну все сызнова, глядишь, и еще раз повезет. А когда фирма перешла к тебе по наследству, тут совсем другое.

In the first place, there is the shame. And in the second place, you can't be sure that you can recoup. You were no success to start with. Success had been handed to you and you'd merely carried on. You never could be sure that you could start over and build the business back. In fact, you're so conditioned that you're pretty sure you couldn't.”

Во-первых, позор. А во-вторых, нет уверенности, что сумеешь все поправить. Ведь не ты положил начало, первый успех не твой. Ты пришел на готовенькое. И еще вопрос, способен ли ты сам добиться успеха, восстановить то, что разрушено. В сущности, тебе всю жизнь внушалось обратное.

He quit speaking and in the silence I could hear the ticking of a clock, faint and far off, but I couldn't see the clock and I resisted the temptation to turn my head to see if I could find it. For I had the feeling that if I turned my head, if I stirred at all, I'd break something that lay within the room. As if I stood in a crowded china shop, where all the pieces were precarious and tilted, fearing to move, for if one piece were dislodged, all of them would come crashing down.

Шервуд умолк; в тишине я услышал где-то позади негромкое тиканье, но часов не видел и не поддался искушению обернуться. И чувствовал, если поверну голову или хотя бы шелохнусь, что-то незримое в комнате разобьется вдребезги. Будто в посудной лавке, где полным-полно стекла и фарфора и все держится на честном слове: страшно вздохнуть, не дай бог, стронется что-нибудь одно  — и все рухнет.

“What would you have done?” asked Sherwood.

“I'd have used anything I had,” I said.

— А ты бы как поступил на моем месте?  — спросил Шервуд.

— Цеплялся бы за что попало,  — сказал я.

“That's what I did,” said Sherwood. “I was desperate. There was the business, this house, Nancy, the family name—all of it at stake. I took all of those ideas and I wrote them down and I called in my engineers and draughtsmen and production people and we got to work. I got the credit for it all, of course. There was nothing I could do about it. I couldn't tell them I wasn't the one who'd dreamed up all those things. And you know, strange as it may sound, that's the hardest part of all. That I have to go on taking credit for all those things I didn't do.”

— Вот я и уцепился. С отчаяния. Выхода-то не было. Фабрика, дом, Нэнси, честное имя  — все поставлено на карту! И я ухватился за эти самые идеи, записал их, собрал своих инженеров, конструкторов, чертежников  — и мы взялись за работу. Понятно, всю заслугу приписали мне. Тут я ничего не мог поделать. Не мог я им объяснить, что не я все это выдумал. И, знаешь, может, оно тебе и странно покажется, но это-то и есть самое тяжкое: что поневоле пользуешься почетом и уважением за то, чего не делал.

“So that is that,” I said. “The family business saved and everything is fine. If I were you, I wouldn't let a guilt complex bother me too much.”

“But it didn't stop,” he said. “If it had, I'd have forgotten it. If there'd just been this single spurt of help to save the company, it might have been all right. But it kept right on. As if there might be two of me, the real, apparent Gerald Sherwood, the one sitting at this desk, and another one who did the thinking for me.

— Значит, так,  — сказал я.  — Родовая фирма спасена и все прекрасно. На вашем месте я не стал бы особенно терзаться и каяться.

— Но ведь этому нет конца,  — сказал Шервуд.  — Будь оно все позади, я бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях  — ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за этим самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня.

The ideas kept on coming and some of them made a lot of sense and some made no sense at all. Some of them, I tell you, were out of this world, literally out of this world. They had no point of reference, they didn't seem to square with any situation. And while one could sense that they had potential, while there was a feeling of great importance in the very texture of them, they were entirely useless.