All You Need Is Kill

Во сне я не вмешивался в разговор между Ёнабару и Феррелом, но само пробуждение было почти таким же. Я начал задумываться, действительно ли это был сон…

Часть 3

Есть такое упражнение — отжимание с удержанием. От обычного отличается тем, что нужно подолгу стоять на вытянутых руках в упоре лёжа. Казалось бы, проще простого, а вот хрен там плавал. Мало того что у тебя ноют руки и пресс, ты ещё постепенно теряешь чувство времени. Когда счёт прыгающим в голове овцам переваливает за тысячу, ты уже готов на всё, лишь бы тебе разрешили наконец согнуть руки. Руки — это ведь не палки. Мышцы и суставы в них созданы для сгибания и разгибания. Вот это как раз приятно — сгибать, разгибать, сгибать, разгибать… Нет, нельзя об этом думать, а то совсем расклеюсь. Я палка. Я должен быть палкой. Прямой и твёрдой.

Штука в том, что бронепехотинцу не обязательно быть мускулистым. Неважно, сколько ты жмёшь ладонью, тридцать или семьдесят, внутри бронекостюма твой максимальный жим всё равно триста семьдесят. Для нас важнее выносливость и способность долго оставаться неподвижными. Поэтому мы делаем сраные отжимания с удержанием. Ещё иногда сидим на несуществующих стульях.

Говорят, в старых силах самообороны отжимания с удержанием использовали в качестве дисциплинарного наказания, потому что побои к тому времени уже запретили. Но ещё до моего рождения силы самообороны вошли в состав Объединённой армии обороны, и мне с трудом верится, что старые традиции перекочевали в бронепехотные войска. Тем не менее тому, кто придумал это упражнение, я желаю гореть в аду.

— Девяносто восемь!

— Девяносто восемь!

— Девяносто девять!

— Девяносто девять!

Ротный прапорщик считал вслух, а мы повторяли за ним, яростно крича в землю. В глаз попала капля пота.

— Восемьсот!

— Восемьсот!

Fuck you!

Под ярким солнцем тени от наших тел особенно чёткие. На высоком флагштоке развевается полковое знамя. Прибрежную площадку обдувает морской ветер, покрывая кожу солёной влагой. Сорок один человек из семнадцатой роты удерживают одну и ту же стойку посреди большой тренировочной площадки. Трое взводных неподвижно стоят каждый перед своим отрядом. Ротный прячется в тени навеса и смотрит на нас кислым взглядом. Рядом сидит майор из штаба. А что до упомянутого генерал-майора, решившего выразить своё драгоценное мнение по поводу порядка в части, то он, наверное, прохлаждается в кондиционированном кабинете, попивая зелёный чай. Вот мразь!

Для нас генерал-майор — небожитель. Он выше по званию и меня, и Ёнабару, и Феррела, и взводного, и ротного, и капитана. Он аки бог управляет базой «Флауэрлайн» на пару с полковником из храма под названием «полевой штаб». Он настолько главнее любого из нас, что кажется мифическим существом.

Генерал-майору не нужно тырить алкоголь, он рано ложится и рано встаёт, не забывает чистить зубы и ухаживать за бородой. Уверен, даже сегодня, накануне операции, из которой многие не вернутся живыми, он спокоен как удав. Тьфу! Сидел бы себе в Нагано, рисовал планы на бумажке и не лез в жизнь передовой базы. У нас тут свои правила.

«Сунься он на поле боя, я бы шальной пулей добавил его в список случайных потерь», — промелькнула у меня в голове расстрельная мысль.

Посмотреть на пытку пришёл не только майор. Больше всего наши мучения радовали четвёртую роту. Мы с ними не ладим, особенно после того, как с перевесом в тридцать очков разгромили их в регби. Сегодня вечером они тоже собирались выпить, но сейчас делают вид, будто кража их вообще не касается. Какие твари, а! Если попадут в беду на Котоиуси, их я спасать не буду.

Издалека на нас и нашу дурацкую стойку поглядывает американский спецназ, возле которого ошивается кто-то похожий на военного журналиста. Мускулистые спецназовцы тычут в нас пальцами и посмеиваются: видимо, для них это упражнение в диковинку. Бриз доносит до меня их голоса. Вроде и стоят далеко, а всё равно умудряются раздражать болтовнёй. Вблизи они, наверное, своими голосами могли бы шарики лопать. Эй, ты чего камеру навёл? He снимай, гад! Всё, теперь ты тоже кандидат на попадание в список убитых. Помни у меня!

Усталость и боль разъедают тело. Как же я вымотался!

Я изнывал от скуки. Считая сон, эта физподготовка была для меня уже второй. Тем более отжимания с удержанием, во время которых нельзя двигаться. Инструктор на подготовительных курсах учил: когда больно, надо найти что-нибудь более интересное. Поэтому, не имея возможности повернуть голову, я шарил взглядом по местности. Американский журналист с пропуском на шее непрерывно щёлкал фотоаппаратом. Мужик очень мускулистый: рядом с верзилами из спецназа смотрелся достойно. Настолько, что был даже больше похож на солдата, чем я. Спецназовцы напоминали мне сержанта Феррела. Они давно подружились с болью и стрессом, а когда опасность подбирается к ним, они улыбаются ей в лицо и встречают как старую знакомую. Мне, новобранцу, такое недоступно.