«Это была крохотная, однокомнатная квартира, — вспоминал Александр Борисович. — На полу лежал матрац, практически никакой мебели…».
Однажды зимой Алла вернулась домой и увидела, что весь пол их комнатки покрыт елочной мишурой — то был оригинальный сюрприз Стефановича.
«Ну как было не влюбиться?» — констатировала она спустя годы, вспоминая этот случай. Правда, имя декоратора не упомянула.
Скоро они поженились. Свадьбу 24 декабря 1977 года играли на шикарной даче в Опалихе. Нет, это не была дача Стефановича, у него и квартиры своей не было. Раньше эта дача принадлежала Людмиле Зыкиной, а затем ее купил бизнесмен-иранец Бабек Серуш, у которого были особые «дела» с советским правительством. Бабек любил советскую светскую жизнь, был женат на русской актрисе и на той самой даче с бассейном (!) у него в гостях бывали все знаменитости. А Высоцкий тут даже записывал песни: да, у Бабека имелась и студия.
Добродушный иранец и предоставил апартаменты молодым. У Стефановича даже не было денег на свадьбу, их ему одолжил сам Сергей Михалков, автор советского гимна. В этом спустя много лет признавался сам Стефанович. Дело в том, что Стефанович, хоть и называл втайне себя антисоветчиком, снимал беспроигрышные советские фильмы. А чтобы у него, второсортного режиссера, не было вообще никаких проблем, он брался за пьесы того самого Михалкова. Фильм «Дорогой мальчик» — как раз по такой пьесе. А в 1979 году выйдет еще один — «Пена», по сатирической комедии того же автора. Расчет оправдался, как мы понимаем: фильмы легко выходили в прокат, а Стефанович даже получил тысячу рублей на свадьбу. Тут можно было бы порассуждать о мелочном и постыдном конформизме советской творческой интеллигенции, но это совсем не наша тема. У нас тут свадьба. Горько!
Но у Пугачёвой были свои расчеты. По мнению многих, этот брак был сильно подогрет пугачёвской жаждой сняться в кино. Правда, снимется она у совсем другого режиссера, о чем чуть позже. Пока что режиссировать ее жизнь пытался Стефанович.
Вот что он поведал автору книги:
«Я составил определенный план действий, которому она, на мой взгляд, должна была следовать. Ей этот план понравился, а для меня было забавно придумывать образ, который миллионы людей станут принимать за реальный. Итак, я предложил пять основных принципов.
Во-первых, форма "исповедальности". То есть все песни должны исполняться от первого лица. У зрителя должно было сложиться впечатление, что перед ним на сцене раскрываются какие-то тайны личной жизни.
Во-вторых, надо было создать образ одинокой ранимой женщины. Это касалось не только отбора текстов. В сознание публики необходимо было внедрить образ одинокой женщины с ребенком, который бы вызывал сочувствие и у пэтэушницы, и у буфетчицы, и у студентки. Мой друг Валерий Плотников сделал серию фотографий Аллы с маленькой Кристиной. В придуманный мной "одинокий" образ я сам не вписывался, что меня вполне устраивало.
В-третьих, важно было не конкурировать с западной и, так называемой, полузападной эстрадой. Тогда очень модны были песни с акцентом. Эдита Пьеха, югославская, болгарская эстрада воспринимались как иностранные, как некий фирменный знак, как лучшее. Алла должна была стать певицей, которая поет на современном русском языке и таким образом заполнить пустующую нишу.
В-четвертых, мною была придумана такая формулировка — "Театр Аллы Пугачёвой". Эти слова я написал ей в книжке в один из первых дней нашего знакомства. "Смотри, — говорю, — это главная заповедь". — "В каком смысле?" — спросила Алла. — "Каждая твоя песня должна быть маленьким спектаклем, потому что ты человек с актерскими способностями, и надо сделать спектакль с минимумом реквизита: обыгрывать платья, детали декораций, если они существуют, обыгрывать микрофон, который может быть в какой-то момент бокалом, в какой-то момент — скипетром. В этом театре на площади должен действовать закон зрелища: после клоуна выходит слон, а после слона фокусник. И лучшая подводка к исповеди — это веселая песенка".
И, наконец, последнее. "Бунт" на эстраде. Отказ от "гражданской" тематики. Была даже продумана стратегия влияния на общественное мнение, то есть точная дозировка каких-то уходов "в тень" и эффектных появлений с новым скандалом. Мы постоянно обсуждали: нужно ли какой-то слух муссировать дальше или, наоборот, лучше пригасить его.
Легко убедиться, что этот придуманный образ "работал" целых двадцать лет».
Теперь, после монолога Стефановича, обратимся к воспоминаниям других людей, близко знавших в то время Аллу.
Стефанович действительно педантично составил «план-конспект» жизни певицы. Однако он содержал куда больше пунктов, чем привел в беседе со мной Александр Борисович. И творческая часть этого плана явно уступала материальной. «Я научу тебя, как быть богатой женщиной», — любил повторять Стефанович жене. Он честно говорил, что ненавидит Советский Союз и хочет жить красиво, «как на Западе». Тем более, что выезд туда ему был закрыт: в Париже проживала его более удачливая сестра.