Автор одного из материалов в том же «Вечернем Ленинграде», посвященных не скандалу, а, собственно, концертам, воздавал неумеренные почести Линденбергу, заставлявшему зрителей задуматься о «больных вопросах современности», и добавлял на контрасте: «А наши певцы развлекали почтеннейшую публику. И Владимир Кузьмин, хороший гитарист, и Владимир Пресняков, отчего-то поющий не своим голосом, но виртуозно танцующий. И Пугачёва пела тоже все привычное, слышанное, из старого репертуара. За исключением, пожалуй, только "Москоу рока", который она исполнила вместе с Удо.». Потом автор делал выводы: «Это была не музыка для души. Она не сближала людей. Это было шоу, коммерческое шоу». Завершалась статья следующими опасениями: «Вскоре Алла Пугачёва вместе с Удо Линденбергом будет давать грандиозные концерты под открытым небом в ФРГ и Швейцарии. Но что она будет исполнять в тех программах? Неужели все те же незатейливые песенки?».
Болдин был уверен, что вся эта кампания началась по указанию одного из руководителей Ленинграда, не терпевшего Пугачёву. Другие люди говорили автору, что Байкова оказалась другом семьи Григория Васильевича Романова, который до 1983 года был первым секретарем Ленинградского обкома КПСС, а до 1985-го оставался членом Политбюро ЦК. Был и еще вариант: ленинградцы, мол, в очередной раз не упустили случая «ущучить» выскочку-Москву с ее купеческим гонором и отомстить за утрату столичного звания.
«Несколько дней, — продолжал Болдин, — мы пребывали в бездействии. Потом начали совершать ответные поступки. Три месяца я потратил на то, чтобы не только опровергнуть всю эту информацию, но и запустить машину в обратную сторону. Сперва мы пошли в отдел культуры ЦК. Там нам сказали: "Мы ничего не знаем, никаких действий не предпринимаем, разбирайтесь сами". Тощая пошел в Министерство юстиции, в Союзную прокуратуру, еще Бог знает куда. Уголовное дело удалось закрыть. Но еще оставалась пресса».
Пугачёву успокаивали, говоря, что она стала одной из первых жертв гласности, и с этим надо мириться, однако то было слабое утешение. Ей советовали обратиться напрямую к Яковлеву, чтобы он как-то защитил ее от травли. Но оказывается, главный прораб перестройки и сам уже кое-что сделал.
«Я тогда здорово разозлился, — вспоминал Александр Николаевич. — Пугачёву мне стало просто по-человечески жалко. Я звонил в Ленинград, стыдил людей. Я объяснял им, что мне все равно, ругалась она там или, может, дралась — но так травить нельзя. По моей инициативе тогда стали появляться ответы в других газетах».
Алла тоже даст свой ответ журналистам своим привычным оружием. У нее давно уже лежал текст Резника «Уважаемый автор», написанный за несколько лет до этого как отповедь каким-то представителям средств массовой информации. Но тогда еще строчку «Вам перьями скрипеть, а мне — любить и петь» вряд ли бы одобрили. Теперь момент оказался самым что ни на есть подходящим:
Но пока Пугачёвой было не до песен.
Болдин, быть может, и не зная о том, что за Аллу вступился лично член Политбюро Александр Яковлев, сам обходил редакции популярных изданий. Главный редактор «Аргументов и фактов» Владислав Старков сразу вызвался помочь. Тем более, что чуть ли не 90 % писем, которые тогда заваливали редакцию газеты с рекордным тиражом 33 миллиона, касались не проблем перестройки, а Аллы Пугачёвой. Но в то время опубликовать подобный материал, который, хотя бы и негласно, но вступал в полемику с печатными органами компартии (типа «Ленинградской правды»), было не такой уж банальной задачей. Публикация готовилась около двух месяцев, пока шли согласования с ЦК и прочими «цикадами». Лишь в декабре в «АиФ» вышла статья «Шипы и розы. Размышления о судьбе таланта».
«Весь сыр-бор, — писали «Аргументы», — разгорелся из-за того, что актриса попросила поселить ее в привычный номер. Номер же этот, как сказала нам начальник службы размещения гостиницы "Прибалтийская" Н. И. Байкова, "Я продала, потому что Пугачёва задержалась". Как выяснилось в дальнейшем, конфликтной ситуации можно было бы избежать, т. к. поселившийс в этом номере тов. Джендаян, по его словам, с удовольствием уступил бы его любимой актрисе. Ажиотаж, раздутый вокруг певицы, нанес ей моральную травму, которая несоизмерима с ситуацией, имевшей место в гостинице». В заключении статьи говорилось: «Долго и трудно шла она к своему признанию. Возможно, потому что ей часто приходиться рассчитывать только на собственные силы, происходят нервные срывы. Объяснить их можно, простить — сложнее, лучше предотвратить».