Но ни германский посол, ни австро-венгерский император не ощущали ничего подобного. Карл фон Ведель сам по себе не входит в число творцов политики и, находясь в жестких рамках прусской государственной машины, не мог отличить ограничений, наложенных служебной дисциплиной, от тех, что заданы рамками исторического процесса. Франц-Иосиф, напротив, являясь суверенным монархом, в силу обуревающего его ультраконсерватизма до предшествующего момента целиком и полностью пребывал в парадигме предшествующего девятнадцатого века. С большим трудом австро-венгерского императора удалось уговорить провести в Шёнбрунский дворец электричество, но от установки телефона он уже отказался наотрез. Ну как такому человеку, живущему исключительно в прошлом веке, почувствовать изменившийся ритм времени? Ему с размаху бьют палкой в лоб, а он, не удосужившись почесаться, спрашивает: где стучат?
Впрочем, на этот раз удар был такой силы, что пробил даже патентованную черепаховую броню. По мере чтения послания кайзера Вильгельма у Франца-Иосифа темнело в глазах. Он ждал чего-то подобного сорок лет назад, после битвы при Садовой[28], когда пруссаки под командованием Бисмарка и Мольтке-старшего, вдребезги разгромив австрийскую армию, поставили Империю Габсбургов на грань уничтожения – но в настоящий момент ультиматум кайзера Вильгельма оказался для него полной неожиданностью, примерно как нож, всаженный в спину лучшим другом. Бывшим другом…
Руки австрийского императора старчески задрожали, а на глаза непроизвольно навернулись слезы. Такого предательства от своего союзника он не ожидал. В прежние годы, во времена царя Николая, когда германский кайзер пытался заигрывать с Санкт-Петербургом, Франц-Иосиф воспринимал это спокойно, считая такую политику проявлением излишне резвого темперамента молодого германского коллеги. Потом на русский престол взошла Ольга, с которой заигрывать было бесполезно, и австрийский император успокоился. И теперь такой коварный удар – ножом под лопатку и прямо в сердце…
А вот генерал фон Ведель имел на этот вопрос прямо противоположную тоску зрения, полностью совпадающую с точкой зрения кайзера Вильгельма. Точнее, не так: в силу свойственного всем германцам чинопочитания генерал, прочитав присланные ему инструкции, принял точку зрения своего кайзера как рабочую гипотезу, подогнав под нее свои аргументы. Мол, почти тридцать лет назад (сразу после Берлинского конгресса) Австро-Венгрия камнем повисла на шее у Германии, и с той поры тянула ее к земле, прямо в могилу – чем дальше, тем сильнее. А после подписания Россией, Францией и Британией Брестских соглашений эта конструкция и вовсе стала смертельно опасна. Один взбрык капризного венского старца – и Германия окажется втянутой в совершенно ненужную ей войну, без всяких шансов на победу, ибо будущие противники хорошо поработали над исходными позициями для начала боевых действий.
– Это что, господин фон Ведель? – спросил Франц-Иосиф, дрожащими руками протягивая германскому послу письмо кайзера Вильгельма.
– Это ультиматум моего любимого кайзера, Ваше Императорское Величество! – громко отчеканил тот. – В Берлине решили, что для обеих наших стран будет лучше, чтобы вы добровольно отреклись от престола в пользу вашего престолонаследника и доживали остаток своей жизни в качестве частного лица.
– Но почему?! – воскликнул Франц-Иосиф. – Чем я заслужил такую нелюбовь вашего кайзера, что он решил потребовать моего отстранения от власти под страхом разрыва Двойственного Союза?
– Вы, Ваше Императорское Величество, просто одержимы идеей втянуть нас в войну с Российской империей, – сказал германский посол, – и ровно ту же идею, только в своих интересах, вынашивают эти чертовы реваншисты в Париже. Такая война, если она будет развязана, не сможет принести нашим державам ничего, кроме поражения. Враг превосходит нас в силах и, кроме того, все три страны антигерманского альянса сохранят возможность торговли со всем миром, а Германия и Австро-Венгрия окажутся в круговой блокаде. В таких условиях гибель наших стран непременно наступит не столько в силу военных поражений, сколько в результате всеобщего голода и дефицита промышленного сырья. Мой кайзер такого будущего для Германии не желает и считает, что вечный мир в Европе и безопасность наших подданных можно обеспечить присоединением наших стран к Брестским соглашениям. А вы на такое пойти не захотите, ибо глаза вам застит ненависть к русским, однажды выручившим вас из крайне неприятного положения… И это – еще одна причина, по которой мой кайзер желает вашего отстранения от дел. А вдруг вы и Германию однажды возненавидите так же яростно, как сегодня ненавидите Россию?