АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино

Синдром Гётеборга «Гитара монголоид»

— А что, собственно, значит слово «монголоид»?

— В Швеции «монголоидами» называют больных синдромом Дауна, это грубое слово, даже ругательство. В фильме мальчика, который ведет себя довольно странно — громко и самозабвенно играет на гитаре — кто-то окрестил «монголоидом с гитарой». Это не сам мальчик выбрал себе такое прозвище. Я не берусь судить, хороший это мальчик или плохой, зритель сам должен решить, как к нему относиться. Во время съемок я ближе узнал моего героя Эрика, тринадцатилетнего мальчика. Работать с ним было очень тяжело, иногда он просто не появлялся, и семнадцать человек стояли и ждали его, чтобы начать съемки. Мне никогда не казалось, что я должен знакомиться с ним особенно близко, ближе, чем, скажем, мы с вами сейчас.

— В чем этот фильм автобиографичен?

— Всё это навеяно моими воспоминаниями — часть фильма снималась на острове, где прошло наше детство. Так мы проводили время, когда были моложе.

— У тебя сцены довольно продолжительные, есть ли у тебя какой-то внутренний счетчик, когда сцена должна заканчиваться?

— Если я написал сцену заранее, то не знаю, сколько она должна длиться, чтобы казаться органичной… Всё зависит от того, насколько сложна сцена. Я решаю, сколько примерно должна длиться эта сцена прямо на съемочной площадке или на репетициях за несколько дней до съемок. Всё зависит от того, в какой момент она перестает быть органичной, реалистичной. Самой сложной была сцена с воздушным шаром в конце, потому что ветер должен был дуть в строго определенном направлении. За рекой была церковь и мне хотелось, чтобы шар летел именно в том направлении, не направо, не налево, а именно туда. Мы пробовали снимать на этой горе раз пять-шесть. Это к тому же была последняя сцена, я очень нервничал, нужно было заканчивать фильм. Это даже не гора, а скорее, холм. Он называется Ромбайет и находится на другой стороне реки в Гётеборге.

— Этот фильм, можно сказать, открывает, «мифологизирует» новую кинематографическую территорию — Гётеборг…

— Гётеборг очень уродливый город, а когда город уродлив и скучен, можно создавать очень интересные вещи. Если город красивый, от вас уже ничего не требуется, чтобы сделать свою жизнь в нём прекрасной, можно просто гулять, ходить на концерты и так далее. Но в Гётеборге ничего не происходит, так что приходится работать.

Москва, 2004

Я, то есть они «Добровольно-принудительно»

— Половину твоего фильма занимает поездка на автобусе. Первый вопрос — куда, собственно, едет этот автобус?

— Этот вопрос тоже мучал нас до и во время съемок, более того, мы спорили — нужно ли это вообще указывать, но так и не пришли к единому мнению. Может быть, он направляется к концу жизни, право, не знаю.

— Уже хорошо. Твой фильм фрагментарен, как накапливаются смыслы по ходу фильма, чтобы он не распадался на отдельные куски?

— Это фильм, что называется, тематический — он рассказывает о взаимоотношениях индивидуальной личности и группы людей, где вот эта граница индивидуального, за которую человек не может выйти и, с другой стороны, как группа людей воздействует на отдельного человека. И я показываю разные варианты поведения людей, когда возникает необходимость выйти за эти границы — этих вариантов — самых разных с точки зрения героев — в фильме несколько. Тринадцатилетняя девочка, ее party с друзьями, день рождения одного из героев, когда ему исполняется 60 лет, этот самый автобус… Вся эта фрагментарность, о который ты говоришь, — для того, чтобы каждая отдельная история приобрела что-то от соседства с другой, обрела новые оттенки смыслов.

— Откровенно говоря, я не почувствовал в фильме никакой «тематичности», а может быть, просто не хотел почувствовать. Хотелось смотреть и всё. Для меня это своего рода праздник общения и разобщения.

— Да ну… Может быть, это мой просчет?

— Да нет, это твое достоинство. Вот что еще важно — где ты услышал все эти диалоги?