Читаем АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино полностью

— (Опускает голову.) Действительно ли во Франции? Вопрос спорный. Но вы задали мне совершенно абстрактный вопрос, и мне придётся дать вам абстрактный ответ. Я думаю, что есть некоторые специфические черты, которые были свойственны французскому кино с самого начала. Взгляните на Францию в девятнадцатом веке: с одной стороны, возникла живопись импрессионистов. И импрессионисты нам словно говорят: мы не будем писать картины, затворившись в мастерских, — нет, мы будем писать под открытым небом, мы будем смотреть на реальный мир, на реальное, естественное освещение. С другой стороны, в тот же период работают поэты-символисты. И их интересует только все иррациональное, мир, который изобилует непостижимыми для нас явлениями, мир, устройство которого нам неведомо. Импрессионисты и символисты — люди одного поколения, одной эпохи, те же самые люди. И когда вы говорите, что в диалектическом противостоянии Мельеса и Люмьера есть нечто специфически-французское, это та же самая диалектика присутствует в противопоставлении живописи импрессионистов и поэзии французских символистов. Поэтому можно сказать, что эти установки Люмьера и Мельеса, которые определили облик раннего французского кино, пришли из французской культуры, из французского искусства. Но я считаю, что они стали предопределяющими и для истории кинематографа в целом, в самых разных культурах.

— Задам вам традиционный вопрос — вы остаетесь кинорежиссером круглые сутки или способны об этом забыть?

— Я не знаю, правильно ли я сейчас отвечу, но попробую сформулировать, чуть уйдя в сторону. Я считаю, что очень важно, чтобы твои ценности в кинематографе и твои ценности в жизни более или менее совпадали. Важно воспринимать мир своих фильмов не как нечто абстрактное, а как то, что напрямую связано с твоей личностью и твоим образом жизни. Здесь «сознавать» — ключевое слово. Очень важно именно сознавать, что, когда ты снимаешь фильмы и пишешь сценарии к своим фильмам, ты вдыхаешь в плоды своего воображения или в то, что ты создал, свою собственную жизнь. Это порождает очень странные и очень интересные деформации в твоем восприятии мира. Только когда я снимаю кино, я чувствую себя по-настоящему живым. Я чувствую, что мир, который я создаю, более реален, чем тот мир, в котором я на самом деле живу. Первый мир глубже, накал переживаний сильнее, когда я взаимодействую со своими партнерами по работе и с актерами, которые воплощают в жизнь мои фантазии и мои фобии. Он не идет в сравнение с тем будничным миром, в котором я просто живу, покупаю продукты и оплачиваю счета за электричество.

Вначале было слово?

«Non-Fiction». «Двойные жизни»

— Мы живем в эпоху визуальности, а ваш фильм…

— А мой фильм идет наперекор этому…

— Нет, просто ваш фильм — прежде всего об уходящей в прошлое эпохе книг, слов, литературы…

— Мне трудно говорить об этом, не повторяя дословно тех фраз, которые произносят мои персонажи. Потому что фильм в определенном смысле содержит комментарий к этому же фильму. Я считаю, что мы живем в эпоху письменной речи. Я так искренне считаю. Мы на самом-то деле очень много пишем, даже больше, чем в прежние времена. Мы общаемся по электронной почте, по СМС. Электронные письма — это проза, а СМСки — поэзия, если взглянуть на это в категориях культуры слова, культуры устной и письменной речи.

— СМС — это своего рода японская поэзия…

— Да-да-да, поэтому я подумал, почему бы не взглянуть на электронные письма и СМС под таким углом, вместо того чтобы их отвергать?

— Но в любом случае ваш фильм — часть дискуссии на эту же тему.

— Конечно! Я — это все персонажи фильма сразу. В нас всех есть и прагматики, и традиционалисты, и модернисты — мы меняемся в зависимости от проблемы, которую решаем. Иначе невозможно было бы функционировать, ориентироваться, действовать в современном сложноустроенном мире, который претерпевает изменения под давлением цифровой революции.

— Спрошу вас как прагматика: трудно ли снять фильм о книгах?

— Да, это трудно. Если вы пишете сценарий для такого фильма, это, в сущности, череда диалогов, которые разыгрываются на экране, в нем почти нет описания действий. Одни сплошные реплики. И вам пришлось бы несладко с таким сценарием: все сказали бы вам, это скучно, некинематографично… поэтому…

— …это что-то вроде рэпа для интеллектуалов…

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Шок новизны
Шок новизны

Легендарная книга знаменитого искусствоведа и арт-критика Роберта Хьюза «Шок новизны» увидела свет в 1980 году. Каждая из восьми ее глав соответствовала серии одноименного документального фильма, подготовленного Робертом Хьюзом в сотрудничестве с телеканалом Би-би-си и с большим успехом представленного телезрителям в том же 1980 году.В книге Хьюза искусство, начиная с авангардных течений конца XIX века, предстает в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью, укоренено в историю. Автор демонстрирует, насколько значимым опыт эпохи оказывается для искусства эпохи модернизма и как для многих ключевых направлений искусства XX века поиск выразительных средств в попытке описать этот опыт оказывается главной созидающей и движущей силой. Изобретательность, с которой Роберт Хьюз умеет транслировать это читателю с помощью умело подобранного примера, хорошо продуманной фразы – сердце успеха этой книги.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Хьюз

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство